Вы хотите, чтобы она тронула вас до глубины души полетом фантазии, пестрой игрой ума, неожиданностью ассоциаций, глубокими прозрениями. Но вам не приходило на ум, что пропаганда и массовое искусство – это о другом? Это труд, это гешефт, это бизнес, в котором работают люди, такие как вы и я, и даже, может быть, с не самым лучшим образованием, и небольшими знаниями. Но это – дело, и они пытаются делать его хорошо. Есть новейшие методики, планы, расчеты, исследования, если хотите. И в рамках этих расчетов создается очередной продукт. Мне жаль, что вас нет в этих расчетах, ибо вы не являетесь целевой аудиторией этого продукта. Но, быть может, проблема не в тех людях, которые создают продукт, а в вас? В том, что ваши требования завышены? Вы меня слышите?
– Говорите, – Майерс перегнулся через стол, чтобы стряхнуть пепел, и опять откинулся на спинку стула.
– Поймите, цель этого продукта – не в том, чтобы дать вам пищу для размышлений. И не в том, чтобы заставить вас придумать что-нибудь. Цель – отвлечь нас от невыносимого идиотизма бытия. Каждый день с восьми утра до семи вечера миллионам людей надо работать, зарабатывать деньги, стоять у конвейера, воспитывать детей, готовить еду, хлопотать по дому и заниматься еще массой отупляющих и постепенно убивающих дел. И все, что нужно людям – это отвлечься, забыться, уснуть сладким сном наяву. И мы даем им это отвлечение.
– С помощью такого же конвейерного продукта? – с сарказмом спросил Майерс.
– Перестаньте кривляться! – строго ответил Шнайдер. – Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. Вы не накормите массы печеньями с марципанами, и не будет нормальный человек каждый день вкушать сокровищ духа после десяти часов у станка. Наш усталый, обессиленный работник массового производства на это не способен. Понимаете? Кстати, пока не забыл, – прервал себя Шнайдер. – Я хотел вас спросить, чего бы вы хотели для себя лично?
У инженера округлились глаза.
– То есть…
– Да, понимаю, неожиданно, – кивнул Шнайдер. – Но ведь пропаганда – это же не сама\ важная для вас сейчас тема, правильно? Вот чего бы вы лично, уважаемый инженер Майерс девяностого года рождения, беспартийный, вдовец, подозреваемый по делу о заговоре, рост сто семьдесят сантиметров, вес шестьдесят два килограмма, чего бы вы лично хотели?
– В первую очередь я бы хотел, – ответил Майерс ядовито, – выйти отсюда и никогда больше с вами не встречаться.
– Положим, я могу устроить ваше освобождение, – сказал Шнайдер. – Но подумайте сами – долго ли вы продержитесь в современной Германии, с вашими взглядами и любовью к откровенным разговорам? Да через неделю ваши соседи завалят местное гестапо доносами, в которых будет сказано, что вы коммунист, германофоб и гомосексуалист. Мне не нужно вам объяснять, чем это для вас закончится? Вы же умный человек!
– Спасибо за комплимент, – усмехнулся Майерс, – мне все равно, считаете вы меня дураком или умным.
– Так вы все еще хотите, чтобы я больше никогда не появлялся в вашей жизни?
– А чего хотите вы?
– Я вижу, вы отвечаете вопросом на вопрос. Это хороший способ уйти от ответа.
Инженер недовольно поежился.
– Господин полковник, – сказал он, – вы уверены, что Германия выиграет эту войну?
Шнайдер тяжело посмотрел на инженера.
– Вы знаете, что по должности мне полагается верить в победу, но… – Шнайдер сделал многозначительную паузу. – Но вы, я подозреваю, спрашиваете меня не о том, что мне полагается думать по должности, а о том, что я думаю в приватном порядке. Знаете, герр Майерс, я бы ответил вам на этот вопрос, если бы вы задали его из чистого любопытства. Но поскольку все наши беседы сводятся к тому, стоит ли вам поддержать наш строй, я постараюсь объяснить вам, почему вы в любом случае должны нас поддержать.
– Секундочку, – Майерс подвинул к себе пепельницу и неторопливо вмял в нее сигарету: один раз, потом еще и еще, пока не осталось ни единого огонька, только пепел. Майерс откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на Шнайдера.
– Если вы закончили, я продолжу, – сказал следователь.
– Закончил.
– Прекрасно. Итак, давайте рассмотрим возможные варианты развития событий. Вариант первый – самый простой. Допустим, что мы победим. Тогда, если вы нас поддержите, вы сможете разделить с нами плоды победы. Я говорю не о материальных ценностях, а о возможности изменить систему изнутри. Вот представьте, что вы сейчас выйдете на улицу и начнете призывать к чему угодно: давайте прекратим войны, вернем выборы, дадим нациям право на самоопределение, или еще что-нибудь подобное. Вы ведь этого хотите, правильно?
– Продолжайте, – сказал Майерс, – я вас слушаю.
– Только проблема в том, что кто вам поверит: вы не чиновник, не депутат, не генерал. Вы – не в системе. Вам скажут, что вы сумасшедший, вор, идеалист, предатель или еще какую-нибудь чепуху. А вот если вы нас поддержите, вот тогда вы будете уже частью нашей системы, вы не будете одиноки, сможете возвысить свой голос в пользу вещей, являющихся для вас важными, и будете услышаны всеми как «наш человек» по нашу сторону идеологического фронта.