– Мне кажется, тебе нужно изменить свою жизнь, – сказал Шнайдер. – Посмотри, работу ты свою не любишь, жены у тебя нет, с друзьями, я подозреваю, тоже не ахти. Ты спроси себя, ты счастлив? Стоит ли жить ради всего этого?
– И что, что нет жены? – обиделся Зельц.
– Извини, ради бога, не хотел лезть в твою личную жизнь. Но ты подумай просто: может, стоит что-нибудь поменять в своей жизни. Подумай, хорошо?
Шнайдер взглянул на часы на стене. До прихода фрау Бауэр оставалось полчаса. Надо было поскорее уходить из дома.
– Кстати, что-то у меня пиво закончилось, – сказал он, задумчиво разглядывая пустую бутылку. – Давайте-ка проедем в одно место, еще немножко подразвлечемся. Или ты уже спать хочешь?
– Да нет, – пожал плечами Зельц.
– Так поехали. Вперед, приятель!
Шнайдер облачился в парадную форму полковника СС и вскоре уже гнал по вечерним берлинским улицам в направлении ресторана "Медуза". Стоило Шнайдеру сесть в автомобиль, как он преобразился: из хладнокровного арийца (характер нордический, стойкий) он превратился в забияку, бретера, задиру. Он лихо вел машину, ловко влетая в повороты чуть не на двух колесах и разговаривая со всеми встречными автомобилями:
– Эй, не тормози! Проезжай, проезжай! Блин, баба за рулем хуже, чем хорек в курятнике. Кто тебя за руль посадил, дура! Сейчас быстро доедем, комрад Зельц. Тут недалеко. Да куда ж ты под колеса! О, симпатичные девчонки! Эй ты, на "Опеле", давай, дави на газ! Блин, какого хрена тут красный. Сейчас, сейчас будет зеленый. О, поехали. Так, так, так, ну-ка, пусти, сука. Дедок, ты что, совсем ослеп, не видишь, что я тут еду?
"Эх, мне бы так", – подумал Зельц завистливо.
– Приехали, – бросил Шнайдер, – Вылазь, дружище.
В ресторане было пусто. У окна сидел капитан "Люфтваффе" с барышней в зеленом платье, рядом недалеко от них пил пиво лейтенант-пехотинец, у бара сидели две фройляйн в цветастых платьях, и – все.
– Ну что, комрад, присаживаемся! – предложил Шнайдер. – Так, где меню? Что будем пить? Водка-текилла-коньяк?
– Пива… – неуверенно сказал Зельц.
– Дружище, да ты что, где это видано, чтобы в ресторане сок пили? Давай, не бойся, гуляем за счет гестапо! Официант, водки!
Выпив для аппетита по рюмке, они хорошенько закусили тушеными свиными ногами с картошкой и кислой капустой. Всухомятку такое есть невозможно, заявил Шнайдер, и заказал еще две больших кружки пива. Потом выпили еще по две рюмке водки, что-то еще съели и заказали еще по пиву.
– Вкусно, да? – спросил Шнайдер.
– Да, – согласился Зельц.
Было действительно вкусно, но ему все равно хотелось поскорей уйти отсюда. Если бы можно было, он бы попросил упаковать свою порцию, взять ее домой и там съесть в одиночестве.
– Люблю плотно поесть, – заявил громогласно Шнайдер. – А ты, дружище?
Зельц пожал плечами.
– Да расслабься, камрад, – улыбнулся Шнайдер. – Ты ж не на приеме у зубного, кто тебя тут обидит?
– Мне надо выйти, – Зельц поднялся.
– Ага, давай, туалет вон там.
Когда Зельц вернулся, Шнайдер уже умял свою порцию.
– Смотри, какие девчонки у бара, – Шнайдер кивнул на двух фройляйн в цветастых платьях. – Спорим, они мечтают с нами познакомиться?! – вид у него был чрезвычайно самодовольный. – Что может украсить любой обед, как не женское общество, а? Нравятся они тебе? Особенно вон та, черненькая, а, что скажешь? Нравятся?
– Не очень, – ответил Зельц.
– Да ладно, брось! – отмахнулся Шнайдер. – Посмотри на эти руки, посмотри на эти формы! Это Рубенс, это Кустодиев, это Ботичелли!
– Не знаю…
Между тем, одна из фройляйн, заметив интерес к себе, отделилась от стойки бара и подошла к их столику.
– Здравствуйте, мальчики, а что вы такие одинокие? – спросила она развязно. – Не хотите пригласить к себе девушек за столик?
Зельц с детства не выносил наглых баб. А пьяных баб он просто ненавидел. Ему захотелось вскочить, наорать на нее и убежать, немедленно убежать, как он уже сделал однажды, лет в шестнадцать, когда в какой-то пивнушке к нему пристала жирная пьяная бабища, предлагавшая что-то грязное и мерзкое, как тухлятина, как гнилая свиная туша на крюке в мясной лавке, и сношаться с ней было бы все равно что сношать тухлую свиную тушу, полную белых мерзких червей, личинок и жирных мух, грязную вонючую тушу, от которой надо было бежать, зажав нос.
– Конечно, присаживайтесь! – вскочил Шнайдер. – Конечно, милая фройляйн, не вопрос! Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома, королевой бала, так сказать! Позвольте мне только узнать ваше имя, очаровательная незнакомка!
Грудастая фройляйн грузно села напротив него.
– Зовите меня Гретхен, – сказала она томно.
– Боже мой! Гретхен – это имя настраивает меня на романтический лад. Гретхен – Гофман – Нойшваншнайн – эти имена святы для любого немецкого романтика! Я представляю вас в лодке, плывущей между лебедей, склонивших перед вами голову!
– Мальчики, угостите даму сигареткой! – потребовала Гретхен. – Кто из вас самый галантный кавалер?