– А чье? – спросила Кэт.
– Это дело дипломатов. И встретиться надо где-нибудь на нейтральной территории: в Швейцарии или Иране.
– Ой, нет, только не в Швейцарии! – воскликнула Кэт. – Отвратительная страна.
– Не переживай, – сказал Шнайдер. – Нас туда не позовут. Отправляй шифровку, пожалуйста.
Пока Кэт занималась шифровкой, Шнайдер задумчиво разглядывал потертый клетчатый чемодан с рацией. Он вдруг подумал, что эти сеансы радиосвязи – это единственное, что его связывает с Родиной. Он представил длинный-длинный провод между Берлином и Москвой, по которому летит послание для него: "Мы с тобой, Саш! Держись! Выше голову!"
Кэт закончила сеанс связи и стала торопливо убирать рацию в чемодан.
– Знаешь, Кать, – сказал Шнайдер, – я тут подумал, что немецкие песни на русские-то совсем не похожи: по радио крутят все время что-то героическое, а в народе поют что-нибудь немелодичное.
– Да куда уж им, – кивнула Кэт.
– У русского народа есть особая душевность, мне кажется. Или духовность, если хочешь, хоть это слово уже слишком износилось. Как мы грустим, как мы лирически задумываемся – такого нет в Европе. Здесь есть сентиментальность, немцы вообще сентиментальны. Но это совсем не наша лиричность, это что-то совсем другое, понимаешь?
– Ага, – Кэт потащила тяжелый чемодан к кровати.
– Прости, Катенок, не могу тебе помочь, – вздохнул Шнайдер.
– Ничего, я справлюсь, – Кэт еле-еле запихнула чемодан под кровать. – Уф, вот, справилась, – она довольно улыбнулась и села за стол отдохнуть.
"До чего хороша!" – отметил Шнайдер.
– Как меня все-таки раздражают немцы, – сказала Кэт. – Почему они все время говорят о Гитлере, о нацизме, о победах? У них что, других тем нет?!
– Еще про футбол любят говорить.
– Ну, это мужики, – махнула рукой Кэт. – А у нас в депо все говорят либо о величии нации, либо о дикости русских – сдохнуть можно. А, нет, есть еще тема. Знаете, какая? О еде!
– Да, это немцы любят, – засмеялся Шнайдер.
– Это просто какой-то мрак! Постоянно, все время они говорят, кто что готовил, как готовил, где готовил, чем готовил, что они потом будут готовить, и когда снова надо готовить – это просто что-то уму не постижимое! Меня это так бесит, вы себе не представляете!
– Понимаю, – кивнул Шнайдер.
– Но я справлюсь, обещаю, Александр Максимович.
– Верю, верю. А как сама работа-то?
– Да разве это работа, – сказала Кэт. – Хвалят, конечно, но в сравнении с нашими стройотрядами – это просто ни о чем.
– Ну да, – усмехнулся Шнайдер. – Передовик соцсоревнования, ага. А с соседями ты подружилась, как я говорил?
– Так точно! – отрапортовала Кэт. – Фрау Фукс, жена майора полиции. Мы с ней регулярно теперь пьем чай по утрам.
– Прекрасно, – одобрил Шнайдер.
– Но вы же знаете, что это такое – дружба с немцами? Тут дальше «привет» – «пока» дело не пойдет. У нее даже соли не попросишь – не поймет.
– Не страшно, – успокоил Шнайдер. – Тебе же с ней не детей крестить?
– Не крестить, – кивнула Кэт.
– Катенок, что ты хмуришься? – спросил участливо Шнайдер. – Совсем тяжко тут?
Кэт пожала плечами.
– Ничего, ничего, – сказал Шнайдер. – Ты у нас девушка сильная. Ты справишься, я верю в тебя.
– Конечно. Вот только если бы хоть чуть-чуть, хоть немного было бы тут нашего, родного, я бы просто…
– Ох, бедная ты моя, – вздохнул Шнайдер. – Милая, нежная…
– Чего?
Шнайдер заговорил быстро-быстро, боясь, что Кэт перебьет его.
– Катя, я тебя люблю. Я не могу жить без вас. Я хожу, дышу, думаю – все о вас, о вас, о вас. Вы – то, что соединяет меня с Родиной. Вы – моя надежда. Я обожаю вас, я люблю вас, я хочу быть с вами, только вы, вы – вы прекрасны.
– Ой, перестаньте! – закричала Кэт. – И вообще, не надо меня называть на "вы"!
– Пафосу, пафосу хочется, – Шнайдер криво улыбнулся. Был он в этот момент какой-то потерянный и жалкий.
– Я знаю, что я вас связываю с Родиной, с правительством и партией. При чем тут моя красота? Если хотите – пришлют другую радистку.
– Мне не надо другой.
– Александр Максимович, перестаньте! – строго сказал Кэт.
– Почему?
– Потому что это нельзя! Вы ведете себя не как разведчик!
– А вот тут ты ошибаешься, Катя, – сказал Шнайдер. – Не буду тебе объяснять, но знай – ты еще очень многого не знаешь о разведчиках.
Шнайдер снова стал самим собой: человеком с холодной головой и ласковыми глазами.
– Со временем ты все узнаешь, – сказал он, вставая и надевая китель. – Я об этом позабочусь.
Шнайдер ушел, Кэт закрыла за ним дверь, подошла к шкафу и несколько раз постучала:
– Тук-тук-тук. Выходите, молодой человек.
Дверца шкафа открылась, и оттуда вылез Зельц. Его серые брюки помялись от долгого сиденья в шкафу, и свитер висел криво, но общий вид был вполне приличный.
– Привет, – сказала Кэт. – Как поживаешь?
– Нормально, – ответил Зельц, садясь за стол. – Душно у тебя в шкафу, я чуть не задохнулся.
– Слава богу, не чихнул. Вот бы мой начальник порадовался, если бы тебя там обнаружил.
– Это была твоя идея, – сказал Зельц обиженно. – Что я вообще должен от него прятаться? Не так уж он, кстати, и велик, твой Шнайдер, если меня не нашел.