– А может, он тебя там не нашел, потому что не хотел найти? – загадочно спросила Кэт.
– Вы обо мне говорили, что ли?
– Язык врага надо знать, – Кэт насмешливо посмотрела на него. – Ты вот какие языки изучал в гимназии?
– Латынь и французский.
– Прекрасно. В следующий раз будешь подслушивать какую-нибудь врачиху или монашку. Вот там тебе знания латыни и пригодится.
– Так о чем говорили-то?
– Слушай, не твое дело! Мало того, что я из-за тебя чуть Родине не изменила, так ты еще мне тут допросы устраиваешь?
– Он так тихо говорил, как будто тебе в любви объяснялся.
– Я же сказала, не твое дело! – оборвала его Кэт. – Хочешь, чтобы я тебя опять выгнала?!
– Давай вместе лучше выгонимся, – предложил Зельц.
– Куда?
– Куда? – Зельц пожал плечами. – В кино, например.
– А что показывают?
– Как всегда: либо что-то героическое, либо что-нибудь романтическое. Либо и то, и другое.
– Производственный роман на фоне кузнечных прессов? Нет уж, увольте.
– А что, это прямо как по Фрейду! – засмеялся Зельц.
– Ты же обещал мне не пошлить! – вскипела Кэт. – Ну сколько можно, молодой человек?!
– Прости, прости. Как-то случайно.
– Не хочу я никуда идти, – сказала Кэт. – Дел много, надо дома прибраться, позаниматься, и вообще.
Зельц понял намек: пора было уходить.
– Слушай, совсем забыл сказать, – улыбнулся он. – Я тут подумал, в общем… Вот, – он достал из кармана несколько листов бумаги и протянул их Кэт. – Маленький подарок для товарища Сталина.
– Что это? – Кэт коротко взглянула на листки.
– Стенограмма последнего обеда Гитлера. Ты ж хотела?
– Ты это сюда принес, чтобы я с тобой в кино пошла? – спросила Кэт.
Зельц влюбленно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
– Ладно, – милостиво сказала Кэт, – пойдем в кино, там разберемся.
Фильм был героический, и было в нем все, что обычно бывает в такого рода поделках: летели самолеты, гудели поезда, бравый лейтенант в одиночку громил целый полк большевиков, захватывал вражеского генерала и получал свои заслуженные медали и восхищение женщин.
– Миленькое кино, – заявила Кэт, выходя на улицу. – Правда, у русских там такие зверские рожи! Я бы на этот фильм детей до восемнадцати не пускала.
Зельц не знал, что сказать от счастья. Он взял Кэт за руку почти в самом начале фильма, и в этот раз не встретил сопротивления.
– Эээй! – позвала Кэт. – Молодой человек, вы с нами?
– Почему нельзя детей пускать? – спросил Зельц. – Они что, сиденья от страха описают?
– Нет, я боюсь, что им потом будут преследовать по ночам призраки большевиков.
А в середине фильма, когда капитан Хана произнес: «Встать, руки вверх!» Зельц привлек Кэт к себе, и они поцеловались. Героический фильм быстро стал романтическим. А потом кино закончилось, включили свет, и все стало как раньше.
Зельц и Кэт дошли до остановки трамвая, скоро должно было стемнеть.
– На этом, пожалуй, хватит, – сказала Кэт. – Просьба меня не провожать. Договорились?
– Может, хоть трамвая вместе подождем? – предложил Зельц.
– Не стоит, а то еще замерзнешь, у тебя пальто тоненькое, – шутливо заметила Кэт. – Звони, заходи в гости. Пока!
Зельц понял, что поцелуя на прощание не будет, поэтому просто сказал:
– Пока.
Он повернулся и пошел. На лице у него была счастливая, как у младенца, улыбка, и ему казалось, что впереди ждет его большое-большое счастье.
Двойная игра Майерса
Бывает так: проходит день, и неделя, и месяц, и полжизни – и ни черта не происходит. Стареем, жиреем, глупеем, живем не особо счастливо, но и не особо плохо – в общем, обычная жизнь обычного человека. А потом: «Бух, бах» – все под откос: жена подала на развод, с работы уволили, родители умерли, врач предлагает еще раз сдать анализы на туберкулез – и все, что казалось таким устойчивым и неизменным – все куда-то исчезло. Но потом – глядишь, все постепенно снова наладилось: новая работа, любовница какая-нибудь, в общем, все неприятности куда-то рассосались. И опять затишье.
Вот так же устроена и деятельность разведчика. Долго и кропотливо он собирает факты, налаживает связи, вербует агентов, выискивает возможности. А потом, когда приходит момент, он нажимает на кнопку – и все приходит в движение. А потом снова затишье.
Воскресным утром на автобане было пусто. Ни грузовиков, ни легковушек, только дыры в асфальте, голые черные деревья да ободранные сосны по краям автобана. Большой черный «Мерседес» быстро и уверенно двигался к границе с Швейцарией. В «Мерседесе» сидели двое: полковник Шнайдер и инженер Майерс.