Охота на Гитлера

– Деталей мы не знаем, товарищ Сталин, – докладывал Меркулов, – но видимо, товарищ Комаров перед смертью как-то успел передать информацию в гестапо. А дальше уже они сами. Всех этих Беков, Майерсов и прочих "сопротивленцев" – всех повесили.

– Понятно, понятно, – вождь закурил трубку. – А что тот, сочувствующий нам германский писарь, что с ним?

– К сожалению, погиб.

– Что же, – улыбнулся вождь. – Поздравляю, товарищ Меркулов! Конечно, сложилось все не самым идеальным образом. Но все-таки это большая победа, я считаю! Хорошая работа. Спасибо.

– Служу Советскому Союзу! Я предлагаю наградить товарища Комарова орденом Красного Знамени!

– Хм, – усатый хозяин кабинета задумчиво пососал трубку, – хм. Странное предложение, товарищ Меркулов, вы не находите?

– Полковник Комаров спас своим поступком миллионы советских людей! – глаза Меркулова сверкнули в полумраке кабинета. – Генералу Беку не удалось устранить Гитлера только благодаря тому, что товарищ Комаров смог вовремя предупредить гестапо о готовящемся покушении. Не было бы Гитлера – немецкая военщина во главе с Беком спелась бы с американо-британскими империалистами и навалилась всей своей мощью на Советский Союз…

– Это все я понимаю, товарищ Меркулов, – мановением руки вождь остановил горячего сподвижника. – Это мне ясно. Но если мы посмотрим на это с другой стороны, что мы увидим? В чем подвиг товарища Комарова? Кого спас товарищ Комаров? Коммуниста? Пролетария? Борца за дело трудящихся? Говорите, я вас спрашиваю, товарищ Меркулов.

– Никак нет, товарищ Сталин.

– Тогда кого же спас товарищ Комаров? – великий горец поднял палец и замолчал на несколько секунд. – Товарищ Комаров спас фашистскую гадину. Врага всего прогрессивного человечества, врага мира на земле, империалиста, развязавшего против Советского Союза самую кровавую войну из всех мировых войн. Вот кого спас товарищ Комаров, – пригвоздил мудро Сталин.

– Так должен ли Советский Союз благодарить товарища Комарова за спасение такого субъекта? – продолжал неспешно вождь мирового пролетариата. – Или наоборот, нужно наказать товарища Комарова за то, что он не дал свершиться справедливому возмездию? Не кажется ли вам, товарищ Меркулов, что это было бы очень символично – даже такие отпетые мерзавцы, как верхушка фашистской клики – и те поняли, насколько самоубийственным было нападение на Советский Союз и лично на товарища Сталина? Поняли и устроили покушение на своего главаря, образно говоря – на руку, которая их вырастила и вскормила – на Адольфа Гитлера.

– Так точно, товарищ Сталин, – кивнул Меркулов.

Сталин пососал снова трубку.

– Не кажется ли вам, товарищ Меркулов, что тем самым фашизм бы вынес себе окончательный и не подлежащий обжалованию приговор: система, созданная Гитлером, самая жестокая и бесчеловечная система в мире, система, основанная на лжи, подлости, страхе, предательстве и убийствах, в итоге обманула, предала и убила своего же создателя. Не видите ли вы в этом глубокого нравственного урока для фюреров всех мастей, мечтающих о том, чтобы поработить волю человека к свободе и равенству?

– Так точно, товарищ Сталин.

Иосиф Виссарионович кивнул и глубоко задумался. Постепенно сгустились сумерки, из форточки потянуло мокрыми тряпками. Хозяин кабинета молчал, пристально рассматривая что-то в темном углу комнаты. При каждой затяжке вождя народов трубка озаряла комнату тусклым красным светом. На выдохе генералиссимуса трубка гасла, и собеседники замирали в мрачном полумраке.

Закончив курить, товарищ Сталин зажег зеленую настольную лампу и вновь посмотрел на Меркулова.