Охота на Горностая

Протянул он Приставнику резной ларчик небольшой. Шкатулку. Тот открыл – внутри разная мелочь: вот несколько гвоздей, вот монетка-другая, вот украшения женские, а вот и просто камешки красивые из речки и ракушки.

– Что это и зачем? – удивился Приставник.

– Это – тебе. Мы не были богаты, ты пришёл и изменил нашу жизнь. Теперь наши дома другие, и плотники стали каменщиками, ты вернул нам дорогу, и мы поедем в город на ярмарку, купим жёнам красивые новые бусы… Ты дал нам новую ступень в жизни. И мы дарим тебе старую. Нашу память. Всё это сделано нашими руками. Приглядись, и во всём ты увидишь маленькую фантазию, историю. Порой смекалку. Прежде чем научить нас, ты тоже научился этому у других…

Старик взял полено около печки и протянул Дорофану:

– Посмотри на срез. Видишь кольца? Это годки деревца этого. Каждый год – ступенька, мудрость маленькая, но сохранённая. Вот видишь – близко кольца друг к другу – плохое лето было, холодное. А тут видишь, как закрутилось? Поранили ствол чем-то… Кусок дерева – а на самом деле история и мудрость. Вот что хранишь ты… Приставник.

Сказка о жажде и Слове для Солнца

– Сын… Подойди, пожалуйста…

– Мама? – Долговязый юноша с влажными волосами после душа, в домашних брюках, подошёл к спокойной масане, сидевшей около небольшой настольной лампы. – Что-то случилось?

– Отец задерживается.

– Что…

– Сегодня в Городе Саббат. Посиди немного тут.

– Саббат?! Опять… Эти грязные, тупые…

Изящная рука женщины сжала его запястье, не сильно, но так, что вмиг оборвала его тираду.

– Не стоит. Сейчас они, может быть, и грязные, и тупые. Но они всё же братья нам.

– Ты и Захара приняла, хотя он не больно-то чист! – сразу же вспылил юный масан.

– Шшш… Ты слишком молод. Ты поймёшь. Потом. Сядь… Я хочу рассказать тебе одну сказку.

– Сказку?! Мам, не хочу, конечно, тебя упрекать, но я не мелкий сосунок! – криво ухмыльнулся масан, жалея старушку-мать. А та положила ладони на стол и, глядя на уже морщинистую кожу, улыбнулась. Ехидство и несерьёзность сына никогда не обижали её. Молодость такая штука…

– Знаешь, говорят, когда-то у всех масанов был один город и свой мир. И одна на всех пища. Не было Саббат и не было Камариллы. Мы жили нелегко, нет, но были едины. Была работа, и были праздники. А ещё, говорят, масаны ходили под Солнцем…

– ЧТО?! Мам, ты меня, конечно, извини, но ты, кажется, уже даже для детской сказочки перегибаешь! – Парень вскочил, фыркая на умолкшую масану. – Под Солнцем! Где ты такого бреда набралась?! Я взрослый такое слушать!

Та кивнула:

– Конечно… Ты взрослый, Лиам. Ты ездишь на машине, болтаешь по телефону, катаешься по клубам… и водишь к себе Марианну и Анжелу. Но, наверное, вы все такие взрослые. Что даже имена у вас давно человские. И прозвища тоже.

Последние тихие слова тронули вспылившего масана. Застыв у выхода из комнаты, он медленно обернулся.

– Я… Прости.

Он подошёл и сел напротив матери, накрывая её кисти ладонями.

– Продолжи… Я хочу послушать.

– Ну зачем же? Сказки ведь для малышей. Они глупые и самонадеянные.

– Нет… Расскажи, пожалуйста. Сказки часто рассказывал дед, когда вы с отцом уходили на работу, и… Пусть я не всегда верил в них, но они всегда дарили тепло и спокойствие.

Он прикусил губу, не зная, что бы ещё сказать. А ничего и не надо было. Речь матери потекла, как встарь, тихим переливом далёкой мелодии…

– …Так вот, масаны ходили под Солнцем, и не было у них жажды. Они воевали, охотились. Искали пищу только на пропитание и то порой договаривались, подряжались к кому-нибудь помочь с разбойниками. Ну а какая разница, КАК татей, спаливших соседнюю деревню, казнят? Наш город был прекрасен, словно закат… Прозрачный из-за множества окон, высокий, как небо, и лёгкий, как туман. Правил масанами единственный Истинный Кардинал. Он был стар, многие считали, что даже вечен. Он жил всегда один в высокой башне в центре города. И не было никого справедливее и умнее его. Он заботился о народе, следил за тем, чтобы не было междоусобиц, разрешал споры и помогал нуждающимся: кому советом, а кому – делом.

Около главного здания, где он жил, на площади стояла статуя. Прекраснейшей работы юноша, тонкие черты лица, волосы будто настоящие. Он казался живым! В лёгкой одежде, с двумя кинжалами в руках, он замер навеки в танце – уникальное творение Мастера. На статуе были украшения – в рукоятях обоих кинжалов по крупному рубину, брошь, браслеты… На голове диадема и ещё несколько украшений.

Около этой статуи на площади раз в год проводили карнавал, праздник Алого Цветка. Самый пышный и самый красивый праздник семьи Масан. Рассказывать о нём я могу долго. Да только не о быте нашем речь…

Масана вздохнула, переводя дыхание, воспоминания отдавались где-то глубоко только ей известной болью, сын больше не перебивал и тихо ждал, когда она продолжит.

– Знаешь, этот сон я вижу очень часто. Потому, наверное, я и впрямь могла бы написать об этом книгу. Но нужна она будет только мне…

– Ну почему же… Я бы тоже почитал и предложил бы друзьям прочесть…

Она вновь грустно улыбнулась: