Охота на императора

Для него слишком много значили не столько интеллектуальные и нравственные факторы, а внешние обстоятельства. Можно предположить: наконец-то он прозрел. Но когда подобные превращения происходят в зрелом возрасте, то возникает подозрение, что этот человек решил приспосабливаться к обстоятельствам, прекратив борьбу за свои идеалы.

В августе 1888 года Лев Тихомиров написал прошение Александру III о помиловании, раскаиваясь в своих политических преступлениях. Он утверждал, что убедился: русский народ поддерживает самодержавие. Сильная объединенная светская и церковная власть удержат людей от преступлений и пороков, к которым они тяготеют по причине своей греховной природы.

В начале 1889 года, получив помилование, вернулся на родину и стал ярым монархистом, резко критикуя революционное движение в России, а также самих революционеров. В конце ХIХ века написал воспоминания, проникнутые такими же, во многом несправедливыми, нападками.

После революций 1917 года со Львом Тихомировым произошла новая метаморфоза. Он признал власть большевиков и написал новые мемуары – «Тени прошлого». На этот раз он достаточно объективно рассказал о своих бывших товарищах по революционной борьбе.

Фроленко Михаил Федорович (1848–1938) был в числе народовольцев, на которых возлагали наиболее ответственные и рискованные поручения. Из Одесской тюрьмы он сумел освободить Костюрина – активного члена южных народнических кружков. Стефановичу, Дейчу и Бохановскому, заключенным в Киевскую тюрьму, устроил побег, предварительно поступив на службу в это заведение смотрителем.

М.Ф. Фроленко родился в городе Ставрополе в семье отставного фельдфебеля. Отец умер, когда он был ребенком. Воспитывала его мать, дочь отставного унтера. Ей с детства пришлось уйти в люди, работать прислугой. Жизнь ее складывалась очень тяжело, порой трагично. «Она, – как писал он в автобиографии, – не будучи даже грамотной (грамота ей совершенно не далась), оказывалась потом в моральном и умственном отношении много выше окружающих, стоящих куда выше ее по своему положению и образованию». (Тут впору припомнить афоризм американского писателя Амброза Бирса: «Образование – то, что мудрому открывает, а от глупого скрывает недостаточность его знаний».)

Мать воспитывала детей лаской. К тому же они видели, каким тяжким трудом достаются ей деньги. Вечерами она рассказывала детям о своей жизни, и они прониклись сочувствием к ее судьбе (она дважды была замужем, и оба мужа оказались пьяницами, а потому рано умерли).

Михаил поступил в училище, а благодаря своим успехам был принят в гимназию. Здесь, как вспоминал он, «был уже кружок революционно настроенных гимназистов, и вообще бродил вольный дух… У нас в большом презрении была погоня за карьерой и, напротив, честная служба на пользу народа считалась обязательной… Все это были лишь отзвуки того, что проводилось тогда в легальной либеральной литературе… и благодаря этому многие шли потом в революционеры».

Окончив гимназию, он хотел поступить в петербургское Константиновское военное училище. Но по своему социальному положению, как оказалось, не имел такого права. По совету приятеля и полагаясь на его материальную поддержку, поступил в Технологический институт.

Когда летом 1871 года шел процесс группы Нечаева, он приходил чуть свет к зданию суда, чтобы попасть туда, – так был велик интерес молодежи к происходящему. Его поразило то, что подсудимые не оправдывались, а сами обвиняли правительство в злоупотреблениях и угнетении народа. Узнав о революционных нравах, царивших в Петровско-Разумовской земледельческой академии, он отправился в Москву, поступать в это учебное заведение. Тем более, став агрономом, можно было принести наибольшую пользу народу.

В академии он получал стипендию и занимался самообразованием. У них образовался кружок «вольнодумцев». Проникнувшись революционными идеями, он вступил в московскую группу «чайковцев». На Пресне недалеко от Зоологического сада они открыли мастерскую, где обучались ремеслу и выполняли некоторые заказы, ведя одновременно пропаганду среди рабочих.

Весной 1874 года Фроленко с четырьмя товарищами отправился на Урал, чтобы организовать боевой отряд из беглых сибирских крестьян и рабочих. Предприятие это не удалось. Вернувшись в Москву, он едва не попал в руки жандармов и вынужден был перейти на нелегальное положение.

Работал в мастерских, переезжая из города в город. Через два года в Киеве примкнул к местным бунтарям; они сколачивали боевой отряд, чтобы незамедлительно выступить в случае народного бунта. Но пока он доставал в Петербурге оружие, их группа рассеялась под угрозой ареста. Примкнув к «Народной воле», стал членом Исполнительного комитета. В Кишиневе они сняли дом возле казначейства и стали вести подкоп, чтобы добраться до хранилища денег и золота. Но к этому времени полицейский надзор по всей России был так налажен, что им едва удалось избежать ареста. Пришлось бросить попытку «экспроприации» и срочно скрыться.