Охота на императора

Оплевал Розанов и всю нашу литературу, причем в ее высших достижениях ХIХ века: «По содержанию литература русская есть такая мерзость, такая мерзость бесстыдства и наглости, как ни единая литература. В большом Царстве, с большою силою, при народе трудолюбивом, смышленом, покорном, что она сделала? Она не выучила и не внушила выучить, чтобы этот народ хотя бы научился гвоздь выковать, серп исполнить, косу для косьбы сделать».

Вот уж поистине занесло писателя в небывальщину! Да ведь народ-то оставался в большинстве неграмотным, и трудом задавлен, когда и как бы ему романы и повести читать? А когда предоставили русскому народу и среднее и высшее образования, то смог и великолепные самолеты, и космические ракеты, и атомные электростанции и многое другое создавать на высшем мировом уровне. Но это уже была иная – Советская держава.

После того, как грянули и пронеслись революционные бури 1917 года, Розанов с изумлением написал: «Русь слиняла в два дня. Самое большее – в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся…

Остался подлый народ…»

Рухнула не только Российская империя, но и вера таких, как Розанов, в покорный, терпеливый, набожный, боготворящий царя русский народ: «Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно «в баню сходили и окатились новой водой». Это – совершенно точно, это действительность, а не дикий кошмар».

Выходит, упоенный своими мудрствованиями Василий Розанов так и не понял ни своей страны, ни своего народа, ни русской литературы. И вовсе уже попал он впросак в своём поношении революционеров. Они оказались не только творцами истории России, но и победителями (многие – посмертно). Людьми они были, как бы там ни говорить, незаурядными, а то и выдающимися.

Странно, что Розанов не вспомнил о том, что после 1 марта 1881 года в народе прошел устойчивый слух: царя-Освободителя убили богатые помещики за то, что он дал волю крепостным и хотел дальше облегчать жизнь крестьян. Тут важно оценить чрезвычайную сложность внутреннего и внешнего положения страны, чреватой революцией не по воле кучки террористов, не благодаря писаниями социалистов и коммунистов или мощному течению критического реализма в русской литературе.

Были значительно более существенные противоречия в российском обществе, которые лишь обострял государственный террор, к чему и стремились террористы.

Демоны революции

Значительно проницательнее Розанова был великий писатель и мыслитель Федор Михайлович Достоевский, проживший, кстати сказать, трудную, сложную, яркую жизнь (даже побывал в «терновом венце» приговоренного к казни революционера). Он сознавал не только заблуждения, но и правду борцов за социализм. А в своей поэме «Легенда о великом инквизиторе» из романа «Братья Карамазовы» он предрек, пожалуй, феномен И.В. Сталина.

«Нечаевское дело» подвигло Ф.М. Достоевского на создание романа «Бесы». Это наиболее яркое произведение, направленное против революционеров (тем более, с позиций того, кто сам был в их рядах и пострадал за это).

Характерны эпиграфы к роману. Один из евангелия – о том, как бесы по воле Иисуса из безумца вошли в свиней, которые бросились в озеро и утонули. Другой – из стихотворения «Бесы» А. Пушкина:

Хоть убей, следа не видно,
Сбились мы, что делать нам?
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам

Сколько их, куда их гонят,

Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж отдают?

И название романа, и эпиграфы вводят в заблуждение. Читатель невольно настраивается на восприятие революционеров как бесовского отродья или стада взбесившихся свиней. В действительности это произведение – не политический памфлет, растянутый на 600 страниц. Под злободневным поверхностным слоем романа обнаруживаются глубокие идейные пласты.

«Нет, – писал по этому поводу религиозный философ Сергий Булгаков, – здесь «Бог с дьяволом борется, а поле битвы – сердца людей», и потому-то трагедия «Бесы» имеет не только политическое, временное, преходящее значение, но содержит в себе зерно бессмертной жизни, луч немеркнущей истины, как все великие и подлинные трагедии, тоже берущие себе форму из исторически ограниченной среды, в определенной эпохе».

Один из героев романа, раскаявшийся революционер на вопрос «для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей», ответил, повторяя идеи сторонников Нечаева:

«Для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения – вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться».