Охота на инспектора

«Раз нельзя, – логично подумал Алешка, – значит, очень нужно». И в первую же ночь подкрался к заветной запретной двери. Сначала прислушался – ему послышались за дверью какие-то неясные звуки; потом прижался глазом к едва заметной щелке, и ему показался за дверью слабый свет.

Алешка опять потрогал замок и пошел спать. У двери в «детскую комнату милиции» он вдруг замер. Его насторожили чьи-то легкие шаги в коридоре. Алешка шмыгнул в комнату и приник к щели. Чья-то неясная тень скользнула к подвалу, задержалась у двери. Послышался тихий голос, произносящий неразборчивые слова. И чья-то неясная тень растворилась в глубинах темного коридора.

«Не зря я сюда приехал, – подумал Алешка, – что-то здесь будет».

А вот вокруг дома было хорошо. Внизу, в конце березовой аллеи, уже усеянной разноцветными осенними листьями, струилась скромная речка. Перед домом мелькали всякие клумбы, газончики, скамейки и дорожки. А за домом кустились заброшенные заросли шиповника и боярышника. Там еще росла и крапива, в Алешкин рост, но сейчас она уже пожелтела, скукожилась и не кусалась.

За одичавшими зарослями виднелась низкая лужайка, заросшая тоже уже пожелтевшей травой, в которой все-таки пестрели стойкие осенние цветочки.

В уголке усадьбы, под дикими корявыми сливами, ютился небольшой сарайчик с печной трубой на крыше. Возле него вольно раскинулся навес, под которым ровными рядами сохли березовые дрова. От них очень хорошо пахло лесным летом. Или летним лесом.

В этом сарайчике жил, как называли его в доме, Дедуля – старичок с седой бородой, с лысой головой под зимней шапкой и в валенках.

– Железный Дровосек, – сказал Алешке Шурик. – Я его так про себя называю.

– А почему? – удивился Алешка.

– Ну, он дрова нам на зиму запасает. А потом, у него коленки громко скрипят, будто ржавые.

Алешка подумал, что Шурик не так-то прост и наивен. Застенчивый, затюканный, но здорово себе на уме.

Когда они подошли к сарайчику, Дедуля-дровосек сидел под окошком на каком-то черном гладком бревне и дымил трубкой. Неподалеку стоял пенек с воткнутым в него топором.

Дедуля вежливо снял шапку и положил ее рядом на бревнышко – лысина приветливо засияла под солнцем.

– Здрасьте, – сказал Алешка и без дальнейших церемоний заметил: – Что-то вы, дедушка, рановато зиму встречаете. Не жарко в валенках?

Старичок Дровосек выколотил трубку о бревнышко и дробно по-доброму рассмеялся, показав из-под бороды и усов два своих любимых зуба: один вверху, другой внизу:

– А я, милок, цельный год в валенках чикиляю. Смекаешь?

– Не врубился, – признался Алешка.

– Ноги застудил в молодые годы.

– На Северный полюс ходили? – приблизительно догадался Алешка.

– Куда! По нашей Тайнинке босый бродил.

– Очень надо было?

– А то! Золотишко мыл. Кумекаешь?

– Смекаю.

– Да не ври, милок! Откуда тебе знать? Речка наша хоть и мала, но всем богата. И рыбка в ней хороша водилась. И… – Дедуля-лесоруб выдернул из пенька, на котором он, видно, колол дрова – пенек вокруг был до «пояса» засыпан свежей щепой, – и золотинки в песке плескались. – Пересел зачем-то на чурбачок, приготовившись долго рассказывать, снова набил и раскурил свою треснувшую трубку. – Ходил по воде с весны до осени, с тазиком, золотишко добывал. Смекаешь?

– Кумекаю. – Алешка с сочувствием глянул на его уже не раз подшитые валенки и неумело заплатанную телогрейку. – И много добыли?

– А то! Цельную гармошку себе справил. Трехрядку. Тульскую. И еще на один сапог хватило. Шурупишь? Но сапог куплять не стал – на фига он мне один на две ноги. Валенцы купил.

– Вот эти? – Алешке этот разговор становился все интереснее. А Шурик только переводил глаза с Дедули на Алешку и обратно и хлопал ресницами.

– Здрасьте! Эти я всего пятый год ношу, усек? А об тех памяти и на каплю не осталось… А речка наша хороша, недаром Тайнинкой зовется. – Дед долго пыхтел дымом. – В ней, родимой, столько тайнов всяких сокрыто, числа им нет. Смекаешь?

– Интересное дело. – Алешка и видом, и тоном показал, что дело это для него ни капли не интересно, как и первые дедовы валенки. – Чтой-то там за тайны такие?

– А вот поживешь – увидишь!

– Ага, – лениво согласился Алешка, – смекаю.

Дед усмехнулся и жесткой ладонью пригладил Алешке хохолок на макушке.

– Экий волос у тебя буйный. Знать, и характер такой.

Алешка потрогал макушку, удивился:

– Волос? Один, что ли? У меня их полно.

Дед дробно рассмеялся.

– Это вы, городские, так говорите: волосья, а по-нашему – волос. У нас складнее. Смекаешь?

После обеда Алешка сказал, что надо как следует прогулять Князька, чтобы не застаивался. «А то он опять запортится».

Князек сразу все понял, подхватил свой мячик и вылетел из дома. Ребята – за ним.

– Ты тоже побегай, – сказал Алешка Шурику. – Тебе полезно. – Он был с ним суров, как отец-командир со своими новобранцами.

А сам зашагал к сарайчику.

– Чего пришел? – спросил Дедуля, втыкая топор в чурбак. – Уже соскучился?

Алешка вздохнул и присел на черное бревнышко.

– Маманя меня достала, – пожаловался он.

– Что так? Учиться велит?

– Хуже того. – Алешка вздохнул еще протяжнее и жалостливее. – На пианино велит играть.