Охота на изюбря

– Не беспокойся, мы держим свое слово. Но пусть все сначала уляжется, – сказал Лучков.

Дима хотел спросить еще что-то, но Лучков сказал, что не может разговаривать, и бросил трубку. На следующий день Дима увидел газету, где рассказывалось об истории с акциями АМК и где главными виновниками происшествия именовались долголаптевские бандиты и купленный ими Дмитрий Неклясов. Дима понял, что публикация санкционирована самим банком, который заметает следы, и что таких публикаций о будущем вице-президенте не делают.

А еще спустя неделю в особняк явился Иннокентий Михайлович Лучков.

– Тут вот какое дело, Димыч, – без обиняков сказал он, – надо снять бабки с твоего швейцарского счета и перегнать к нам.

– Как – к вам? – захолонулся Неклясов.

– Очень обыкновенно, – объяснил Лучков, – это у нас такие объявились перестраховщики. Мол, если бабки у него на счету, он всегда может нас кинуть, а если бабки у нас на счету, он нас не кинет. Так что вот: либо к нам в банк переводи, либо переводи в Швейцарию, но так, чтобы у нас тоже был доступ к этому счету.

Спустя несколько часов четыре миллиона долларов были переведены в латвийское отделение банка «Ивеко», и Дима Неклясов понял, что он обманут бесповоротно и навсегда. Ему не заплатили денег за акции, украденные для банка. Ему не дали поста вице-президента и вообще ни хрена. На него печатно повесили всю ответственность за аферу и назвали сообщиком долголаптевских, и теперь ни один банк и ни одна фирма России не захотят иметь с Димой Неклясовым никакого дела. И, наконец, Лучков внаглую отобрал у него даже деньги, честно заработанные с фальшивого кредита.

Неделю Дима Неклясов, до того в общем-то равнодушный к алкоголю, пил без просыпа. Потом охранник принес ему какие-то таблетки. От таблеток душа улетала ввысь, вкручиваясь штопором в небесную твердь, и Дима сначала глотал таблетки, а потом стал колоть себе «винт».

Спустя месяц дом отдыха навестил Иннокентий Лучков. Он хотел поговорить с Неклясовым, но разговора не вышло: по комнате, сильно напоминающей свинарник, ползало какое-то хрюкающее существо. Лучков с досадой отдал необходимые распоряжения, и Диму вывезли в частную клинику, положили под капельницу и три дня чистили кровь. На четвертый день ослабевшего, просветленного Неклясова обрядили в чистый костюм, причесали и повезли обратно в дом отдыха, где его уже дожидались двое: Иннокентий Лучков и сам глава банка «Ивеко» господин Арбатов.

У господ банкиров к Диме Неклясову был важный вопрос. В Ахтарске происходило что-то странное, и Лучков с Арбатовым хотели знать у Димы, что он думает по поводу происходящего. В конце концов, Дима Неклясов был самым большим специалистом по психологии Вячеслава Извольского среди тех, кто имелся в распоряжении банка. И он был единственным человеком, про которого можно было сказать, что ему удалось кинуть Извольского. Правда, Неклясова в свою очередь кинул банк, но это уже были мелочи жизни.

Арбатов приветливо поздоровался с Димой. Председатель правления банка был вообще очень приятный в обращении человек, как и большинство профессиональных негодяев, и Дима Неклясов, при всей своей опытности, не заметил брезгливого интереса, прятавшегося где-то в глубине никелированных зрачков банкира.

Они сели, и Лучков сжато и ясно начал рассказывать, что творится на комбинате и о долге в пятьсот миллионов долларов.

– Как ты думаешь, что хочет Извольский?

Неклясов пожал плечами.

– Отравленная пилюля.[11] Он знает, что проиграет иск, и хочет обобрать завод до нитки. Полностью лишить его какой-либо привлекательности.

– Я же говорил, – сказал торжествующе Лучков, – все эти его вопли насчет того, какой он бессеребренник, гроша ломаного не стоят. Нашелся охотник корчить из себя Билла Гейтса и Зюганова в одном лице…

– Однако если бы он хотел просто угробить завод, – резко возразил Арбатов, – он бы просто не платил энергетикам и не платил рабочим. А он расплачивается со всеми. Да что расплачивается – там зама у энергетиков чуть не убили, когда он лишнее с комбината потребовал! На заводе нет долгов, кроме долгов «Металлургу».

И в этот момент Дима Неклясов понял. Черт его знает, что тому способствовало – просветленное ли состояние человека, снятого капельницей с винта, или какие-то старые наметки Извольского, совокупленные с привычкой ловить с полуслова мысли шефа. Но только картина того, что случится с заводом, вдруг стала для Димы необычайно ясна.

Неклясов внезапно вытянул голову. Здание дома отдыха было изогнуто подковой, и из окна, возле которого сидел молодой финансист, был виден широкий, гранитом отделанный вход с пятнистыми охранничками у вращающейся стеклянной двери. Неклясов в течение уже нескольких минут видел, как у входа одна за другой останавливались представительские иномарки, иногда с кремлевскими и думскими пропусками, но сейчас он даже привстал, увидев вальяжного человека с круглой, как сыр, головой, вразвалку вылезшего из черного, как кожа эфиопа, «Мерса».