Охота на канцлера

«Тойота», набрав скорость, вылетела на ровное горное плато. Скоростное шоссе огибало Гармиш-Партенкирхен с востока. Низкие домики альпийского городка, ярко раскрашенные в белые, красные, зеленые, желтые цвета, мелькнули за стеклами машины. Плато со всех сторон обступали высокие горы. На востоке маячил пик Венк, с юга к небу вздымались Хаусберг и Кройцек, оба высотой по 1719 метров; их словно подпирал более высокий Альпшпитце; а с северо-запада во всем блеске суровой красоты горделиво поднимался Цугшпитце. Самая высокая гора Германии была ориентиром кратчайшего пути в Австрию. Горные массивы были покрыты снегом и льдом. Белые шапки, венчавшие их подобно императорским коронам, переливались в лучах ослепительного горного солнца, как бриллианты из королевской сокровищницы.

Дорога плавно повернула к Цугшпитце. Через несколько секунд слева блеснуло озеро Эйбзее. Оно возникло в глубоком разломе между Цугшпитце, походившем на средневековый рыцарский замок, окруженный рвом с водой, и примыкавшим к горе-гиганту плато.

Михник, внимательно вглядывавшийся в окрестный пейзаж, заметил на скальной стене Цугшпитце, обращенной к Эйбзее, несколько ярких точек. Скалолазы бесстрашно штурмовали почти отвесную крутизну. Как видно, они выбрали это место для подъема не случайно: воздух над Гармиш-Партенкирхеном постепенно раскалялся под лучами дневного светила, а от поверхности Эйбзее исходила освежающая прохлада. Мелькнувший справа указатель известил, что до границы осталось два с половиной километра.

Выражение тревоги, не сходившее с лица Михника с того самого момента, когда со стороны Рейна в «Зеленую комнату» президентского дворца влетел «стингер», постепенно исчезало. Он прибавил скорость, обгоняя микроавтобус «фольксваген», маячивший впереди. Мощный мотор «тойоты» отозвался грозным гудением, и машина в несколько мгновений обошла «фольксваген». Дорога стала круто спускаться вниз, открывая великолепный вид на обширную альпийскую долину. Впрочем, самым приятным зрелищем для Михника был серый домик австрийской погранично-таможенной службы в Шарнице. Яцек видел, как следующие в Австрию машины проскакивают мимо него, не замедляя ход, и еще больше увеличил скорость.

«Фольксваген», безнадежно отставший, вдруг стал быстро приближаться. Михник усмехнулся. Видно, у водителя микроавтобуса взыграло самолюбие. А, может быть, захотелось проверить утверждение рекламирующей эти микроавтобусы фирмы, что данная модель способна разгоняться до скорости 200 километров в час за семь секунд.

Но Михник тоже не любил уступать и прибавил газ. Пропускной пункт вырастал на глазах.

— Не гони, — тронул его за плечо Куронь. — Нас могут задержать за банальное превышение скорости.

Вздохнув, Михник убрал ногу с педали акселератора. Рисковать в ситуации, когда все трудности и волнения остались позади, было бы чистым безумием.

«Фольксваген» стал резво обходить их, но Михник не подал вину, что это его задело. Перед самой границей он сбросил скорость и развернулся поперек дороги. Шины «тойоты» завизжали, оставляя на асфальте жирные черные полосы. В воздухе запахло паленой резиной. Несколько секунд спустя обе машины застыли перед серым домиком таможни. Три вышедших из него австрийских пограничника помогли переодетым в штатское немецким полицейским надеть на поляков наручники и усадить их в «фольксваген». Микроавтобус помчался по дороге на Мюнхен.

Польша (Варшава)

Гроза была так сильна, что из-за раскатов грома Лех и Анна плохо слышали друг друга.

— Мы остались одни. Если, конечно, не считать Тадеуша, — с мрачной усмешкой проговорил Лех. — Яцека и Войцеха арестовали на границе в Шарнице. Газеты пишут, что они были в шоке — до австрийской земли оставались считанные метры. Считали, что все трудности позади. Тут-то их и взяли.

Анна глубоко затянулась сигаретным дымом и прикрыла глаза — видимо, старалась представить себе эту сцену.

— Похоже, нам тоже не выпутаться. Немцы будут допрашивать Войцеха и Яцека, применяя новейшие средства. Как бы они ни старались, языки все равно развяжутся… — сказала она.

Лех промолчал. Собственная мысль, высказанная Анной, раздражала его.

— Но мы все равно не отступимся от своего. Будем бороться до конца, чего бы это ни стоило. Правда же, Лех?

Мазовецкий бросил на Анну короткий взгляд и отвернулся. Он хорошо знал ее спокойную и непреклонную волю, какое-то кроткое упрямство, светившееся в глубине голубых глаз и сидевшее в ее изящной белокурой головке.

— Можешь не сомневаться. Подожди, я принесу вино.

Запотевшая бутылка «Шато Мутон-Ротшильд» настроила на романтический лад. Когда бутылка опустела, Лех, зайдя сзади, положил руки Анне на плечи, а потом, скользнув ладонями вниз, крепко сжал ее пальцы.

Волосы стюардессы пахли свежим сеном, от строгого белого костюма исходил легкий запах духов. Она повернула голову, и с минуту они смотрели друг на друга.

— Ну как, нравлюсь я тебе? — негромко спросила Анна.

Он прижал ее к себе:

— Мне все в тебе нравится.