Охота на Князя Тьмы

Появилось нехорошее предчувствие и стало нарастать. Обрело плотность, вес. Особенно, когда пристав удивленно присвистнул и сделал шаг в мою сторону.

— Вот так новость! А я думал, знакомица ваша. Ну что ж, Софья Алексеевна, голубка вы моя ясноглазая, по всему выходит, наше знакомство на этом не заканчивается. Извольте проехать с нами.

— Куда? — прошептала я, медленно отступая.

— Да вы не пужайтесь. Отсюда не далече. Скатаемся в участок. Выясним, как вы тут наперед полиции оказались, — он повернулся к старику. — И вы, Петр Кузьмич, собирайтесь.

— А я-то вам зачем? — захлопал глазами сторож.

— Будете вводить в обстоятельства.

Глава 5, Где важно читать книги

В экипаже было тесно. А еще душно, из-за чего я, забывшись, попросила открыть окно. А на меня взглянули как на дурочку и не ответили.

От сидевшего справа Петра Кузьмича несло кислой капустой. Я всю дорогу боялась, что задохнусь. А вот от сидевшего слева пристава не несло. От него пахло. Морозной свежестью и ваксой.

Запах сам по себе терпкий, но мне безумно нравился. А все потому, что напоминал о покойном дедушке, который тоже чистил сапоги ваксой, предпочитая ее гуталину.

Чем дольше мы ехали, тем сильнее мне хотелось предложить Гордею поменяться местами. И только желание не обижать сторожа, который и так от страха места не находил, держало мой рот на замке.

Призрачной женщины не видно. Но в ее полное исчезновение я не верила. Скорее всего летит над экипажем. И появится, как только я меньше всего буду этого ожидать.

Мерно покачивающийся француз, кажется, заснул. Яшка изучал свои грязные ногти, изредка кидая на меня любопытные взгляды. И только пристав, откинувшись головой на спинку высокого сиденья, смотрел в маленькое окно, за которым пролегала глубокая ночь.

Это пока ночь. А если продержат до утра? Что я Инессе Ивановне скажу? Еще решит, что какими-то непотребствами занималась. На свидание бегала. У них здесь, вроде как, с этим строго.

Прервал мои невеселые думы послышавшийся снаружи звонкий свист. Экипаж резко остановился. Я выглянула в окно. Придорожный фонарь осветил двухэтажное кирпичное здание с решетчатыми окнами.

Мещанский участок располагался на улице… Мещанской. О чем гласила приколоченная к дому табличка. Подъездная дорожка, вычищенная от снега, была усыпана гранитной крошкой и вела к парадному крыльцу.

Первым наружу выскочил Яшка. За ним полез проснувшийся медицинский эксперт. Следом пристав, который далеко уходить не стал, а протянул руку и помог мне спуститься. Петр Кузьмич, кряхтя и охая, справился сам.

А вот и моя прозрачная знакомая. Как я и думала — висит над крышей, на меня не смотрит, ножками болтает.

Не успели мы и шага сделать, как открылась входная дверь и на улицу, без верхней одежды, выскочил мужчина. Высокий, плотный, лысый, но при усах. Лет тридцати, не больше. Принялся внимательно разглядывать нашу честную компанию, пока не дошел до Ермакова.

— Гордей Назарович, а чего у вас тело мертвое на санях катается? А ежели видел кто? Кликнули бы санитарную карету.

— Квасить меньше надо. Так и передай Прихотько, — бросил ему пристав и одним кивком головы подозвал к себе рыжего парнишку. — Яшка, тело в холодную давай. Им Поль Маратович займется.

Француз, услышав свое имя, что-то пробормотал и быстро скрылся за входной дверью. Яшка с извозчиком направились к саням.

— А этих куда? В загон или сибирку [1]? — кивнул на нас с крутившимся рядом сторожем лысый.

Услышав эти непонятные слова, старик вздрогнул и схватился за сердце.

— Што ж этое делается? Честного человека…

— Полно вам, Петр Кузьмич, — поморщился Гордей и обратился к своему коллеге. — Свидетели это, Стрыкин. Сопроводи в мой кабинет.

На улице, перед рассветом, усилился мороз. А в приемном отделении Мещанского участка полиции, тесном от трех столов, забитого папками старого шкафа и другой потертой мебели, было тепло и спокойно.

Правда задержаться нам с Петром Кузьмичом здесь не дали. Лысый усач прошел дальше, к ютившейся в углу болотного цвета двери. Дернул за ручку и кивнул, приглашая войти.

Что мы и сделали.

Небольшой кабинет пристава поразил своими спартанскими условиями. Стол с зеленой суконной поверхностью, на которой стояла лампа и лежала стопка газет. Хозяйский стул. Шкаф для одежды. И висевший на голой стене портрет царя в деревянной рамке.

Неуютное, темное помещение имело лишь один плюс — большое окно с видом на освещенный газовыми фонарями парк. В него то я и смотрела, пока Стрыкин бегал за стульями для посетителей.

Сторож придвинул свой вплотную к столу и принялся сверлить меня обвиняющим взглядом. Губы поджимал. Брови сводил. Того и гляди бросит что-нибудь грубое. Склоку затеет.

Благо Ермаков задерживаться не стал. Послышались тяжелые шаги. В проеме нарисовалась знакомая фигура, которая, даже без пальто и шапки, внушала… почтение.