— Одного не пойму, что же в вашей истории деликатного, Софья Алексеевна? — вопросительно приподнял правую бровь пристав.
— Дело в том, что мой жених — граф Бабишев, — тут я сделала театральную паузу. — Он все вам в точности подтвердит.
То ли Ермаков откровенно мне не верил. То ли привык за годы службы скрывать свои чувства под налетом холодности. Но на его надменном лице не промелькнуло ни единой эмоции.
Даже бровью не повел, когда я Сергея Даниловича упомянула. А я, признаюсь, питала некоторые надежды…
— Невеста графа Бабишева, — протянул пристав, не отрывая от меня нечитаемого взгляда. — Уж не Леденцова ли ваша фамилия?
— Все верно, Софья Алексеевна Леденцова. Но откуда вы…
— Китеж — городок не из великих. Да и память у меня на имена хорошая, — пожал он широкими плечами, но в подробности вдаться не стал.
Впрочем, я и сама быстро поняла, что вопрос был глупым. Граф — это вам не мещанин какой. О его помолвке и объявление в прессе наверняка имеется. А Ермакову, судя по стопке газет на столе, по долгу службы приходится с этими объявлениями ознакамливаться.
— Раз мы все выяснили, я могу идти?
— Куда ж вы так торопитесь, госпожа Леденцова? — его губы растянула усмешка. И я как чувствовала, ничего-то хорошего она мне не предвещала. — История ваша уж больно ладная. Да не объясняет некоторые детали.
— Это какие? — удивилась я, мысленно выискивая дыры в алиби и не находя ни одной.
— Извольте полюбопытствовать, откуда у вас, дорогая Софья Алексеевна, такие удивительные познания в криминалистике? Отпечатки, свидетели, — хмыкнул он. — Такой мне выговор учинили, я уж, грешным делом, решил сам господин капитан-исправник в гости пожаловал.
Я сглотнула, и Гордей это заметил. Прищурился. Подался вперед.
Мысли лихорадочно заметались, в попытке выдать правдивый ответ.
— А я… журналы немецкие читаю. Детективные истории люблю. Газеты… опять же, — кивнула на те, что покоились на его столе. — Всегда мечтала работать в полиции. Помогать людям… — Взгляд метнулся к призраку у шкафа. — И не только… Готова даже на общественных началах. Если позволите.
Кажется, я наконец-то умудрилась пробить броню спокойствия полицейского пристава, чья бровь, медленно, но верно, поползла вверх. Правда, он быстро взял себя в руки.
— Романов начитались, Софья Алексеевна? Так разочарую. Полицейская служба — дело грязное. Не женское. Возвращайтесь, голубка моя, обратно к журнальчикам вашим, платьям, вышиваниям…
Я резко подскочила со стула и уперлась ладонями в столешницу.
— Но как же… убит человек!
— Частному лицу запрещено заниматься сыском по уголовным преступлениям. Что до госпожи Немировской… Ее убийца получит по заслугам. А вы можете быть свободны.
Сказал, как отрезал. И спорить дальше с этим чурбаном бесчувственным абсолютно бессмысленно. Чего доброго, в камеру кинет, за неподчинение требованиям.
Громко протопав к выходу, я с шумом захлопнула дверь. Остановилась. Зажмурилась. Сжала кулаки, почти до боли. Досчитала до десяти. Выдохнула.
Пусть не полностью, но злость отступила. Мысли прояснились. Наметился план.
— Простите, пожалуйста, что отвлекаю, — мило улыбнулась я, сидевшему в приемном отделении мужчине лет пятидесяти, который, высунув язык, старательно корпел над листком бумаги. — Не подскажите, где я могу найти Поля Маратовича?
— Дык, в медицинской он, барышня, — обожгли меня скорее заинтересованным, чем удивленным взглядом. — Вверх по лестнице, первая дверь.
В кабинете Ермакова послышался шум, который так меня напугал, что я, толком не поблагодарив полицейского за полученную информацию, подхватила юбки и бросилась к лестнице.
На стук никто не ответил. Звуков тоже не раздавалось.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — внутри пусто. Но я все равно толкнула дверь в медицинский кабинет, которая — вот так сюрприз! — оказалась незапертой.
Застыла на пороге и прошлась взглядом, отмечая небольших размеров комнатку, где в воздухе витал смешанный запах серы, йода и спирта. Заваленный бумагами металлический стол. Расставленные по полкам колбы с разноцветными жидкостями, порошками. И непонятная аппаратура.
Тела маячившей за моей спиной призрачной женщины не видно. А значит здесь мне ловить нечего.
— Ищите кого, барышня? — раздался позади мужской голос. Сердце пропустило удар.
Резко обернувшись и узнав лысого усача Стрыкина, я облегченно выдохнула.
— Ах, это вы… Напугали, — я вышла и осторожно прикрыла за собой дверь. — Я ищу Поля Маратовича. Мне сказали он должен быть здесь, но внутри никого нет.
Мужчина нахмурился, явно недоумевая, почему приехавшая с приставом свидетельница разгуливает по участку в одиночестве. Но видно, тут и не такое случалось, так как быстро расслабившись, он кивнул на лестницу.
— В холодной поди. Она у нас позади дома, в отдельном подвальном помещеньице. Только вам там, барышня, делать нечего. Ожидайте в приемной.
— Да, конечно, — улыбнувшись, протянула я. И, снова подхватив юбки, направилась вниз по лестнице.