Двумя днями позже Херш сообщил об отставке Джеймса Энглтона, а вскоре после этого и об отставке Рокка, Майлера и Уильяма Худа, еще одного заместителя Энглтона и ветерана УСС с тридцатилетним стажем. Худ, поздно вошедший в ближайшее окружение Энглтона (он поступил на службу в качестве заместителя лишь в 1973 году), все равно собирался уходить в отставку, но, по словам Майлера, был захвачен круговоротом массовых увольнений.
В тот день, когда стало известно об увольнении Энглтона, сотруднику «Си-би-эс ньюс» Дэниелу Шорру в шесть часов утра позвонили из его офиса. Съемочная группа уже была на пути к дому Энглтона в Арлингтоне, и Шорр получил инструкцию встретить ее там. Он отчетливо помнит, как начался этот разговор, превратившийся в четырехчасовую беседу. «Я приехал, он открыл дверь, еще не совсем проснувшийся, в накинутом поверх пижамы халате. Пригласил меня войти. Он сел, и мы очень долго разговаривали». «Я всю ночь не ложился, — сказал Энглтон. — Моя семья в отъезде, но я могу предложить вам яблочный сок или кофе».
Он выглядел усталым, очки у него спадали с носа, и иногда он пытался смотреть поверх них. Он говорил тихим голосом. Очень долго рассказывал о Ясире Арафате, о том, как Арафат приехал в Москву и возложил венок к Мавзолею Ленина. Он показал мне фотографию сияющего Арафата у подножия Мавзолея. «Человек, стоявший рядом с Арафатом у Мавзолея Ленина, — сотрудник КГБ, который его ведет, — сказал Энглтон. — Петраков. Он возглавлял резидентуру КГБ в Карлсхорсте, когда Блейк был в Берлине».
«Никакой съемки, — заявил Энглтон Шорру. — Съемочной группе придется остаться снаружи». Он сказал: «Вы раскрыли мое прикрытие. Я отправил членов моей семьи в различные штаты, они разбросаны по различным местам — из-за этой истории. Все это причинило мне массу неприятностей. Если вы меня сфотографируете, мою жену убьют. Моя тридцатидвухлетняя жена уехала, а я вот здесь». И он продолжил свои сетования по поводу обрушившихся на него неприятностей. Затем вновь вернулся к разговору об Арафате.
Энглтон пытался выговориться, перескакивая с одной темы на другую, разговор стал бессвязным. Он тридцать раз был в Израиле. Он никогда не встречался со взломщиком «Уотергейта» Говардом Хантом. Затем последовало длительное рассуждение о том, как в Москве пришел к власти Георгий Маленков, и о других кремлевских интригах, которые находились под контролем КГБ, о том, что у Дзержинского было четыре тысячи агентов и что Сталин превратил ОГПУ в террористическую организацию.
«Он говорил об уотергейтском скандале, — сказал Шорр. — Рассказал, что когда он разразился, Хелмс подвергся неотступным преследованиям. Он был превращен в козла отпущения для спасения президента Никсона. Энглтон был обеспокоен разрядкой напряженности: „Общественное мнение высказывается в пользу разрядки напряженности, все крутится вокруг разрядки, которая является лишь еще одним синонимом мирного сосуществования, которым пользовался Сталин. Меня глубоко беспокоит проводимая Никсоном и Киссинджером политика разрядки“».
«В течение 22 лет я занимался израильским направлением. Израиль был единственным разумным государством на Ближнем Востоке. Они хотели перевести меня с этого направления — это было неприемлемо. Колби планировал поездку в Израиль, а Киссинджер запретил ему посещать Восточный Иерусалим, потому что это явилось бы признанием израильского контроля над этой частью города, и Колби отменил это посещение». Энглтон был разъярен этим поступком.
Энглтон сказал, что «разрыв Югославией отношений с Советским Союзом — фальсификация, как и разрыв отношений между Китаем и СССР. Ничего подобного не было, все это — дезинформация со стороны КГБ, направленная на то, чтобы ввести нас в заблуждение. Эти отношения сохраняются под централизованным контролем». Именно тогда я решил, что он действительно не в своем уме. Я сказал: «Г-н Энглтон, вы действительно верите этому?» Он не ответил и продолжал говорить, будто меня там и не было, будто он вглядывался в собственную душу.
Затем Энглтон заявил, что уходит. Я сказал: «Г-н Энглтон, вы осознаете, что там — снаружи — находятся шестнадцать телекамер. Вы только что сказали мне, что если вас снимут, то ваша семья будет уничтожена». И все же он вышел из дома и, казалось, как загипнотизированный застыл перед камерами. Какое-то время он что-то говорил, потом сел в свой голубой «мерседес» и уехал».
К тому времени Колби завершил чистку в руководстве контрразведки. Однако это было лишь началом последствий, связанных с публикацией Херша. Для проверки выдвинутых обвинений президент Форд назначил комиссию из восьми членов во главе с вице-президентом Нельсоном Рокфеллером. В начале 1975 года началось тщательное расследование в сенате, которое возглавил сенатор Фрэнк Черч, демократ от штата Айдахо. В палате представителей подобное расследование проводилось под руководством члена палаты представителей Отиса Пайка, демократа от Лонг-Айленда[223]
.