Бэгли явно видел возможность скандала. Он направил письмо Энглтону, предупреждая его об «опустошительных последствиях», которые могут наступить в случае, если Носенко отпустят на свободу. Взяв карандаш и лист бумаги, он изложил возможные меры по разрешению проблемы с Носенко. Пункт № 5 звучал — «Уничтожить человека», пункт № 6 — «Представить его неспособным связно излагать мысли (специальные дозы препаратов и т. д.). Возможная цель — помещение в сумасшедший дом» и пункт № 7 — «Помещение в сумасшедший дом, не делая его сумасшедшим»[157]
.Однако Бэгли, который в 1966 году стал заместителем руководителя советского отдела, так никогда и никому не отправил эти «леденящие душу» записи, и они явно не предполагались для предания широкой огласке. Этот перечень мер стал известен только потому, что в 1976 году преемник Энглтона и руководитель контрразведки ЦРУ Джордж Каларис — с одобрения тогдашнего директора Управления Джорджа Буша — поручил бывшему резиденту Джону Харту провести новое изучение дела Носенко. Харт обнаружил записи Бэгли в файлах Управления и рассказал о них конгрессу.
Бэгли, пойманный в ловушку Хартом, был разъярен. Он заявил: «Изложенные на моем листке меры никогда не предлагались к реализации. Это был мыслительный процесс: вот у нас есть парень — и что со всем этим делать? Записи произведены от руки карандашом, никогда и никому не показывались и не были предназначены для кого-либо еще».
Действительно ли он предполагал убийство Носенко? Бэгли отвечал: «Конечно, нет. Я просто не разрешил бы, да это и не в практике Управления. Об этом ни у кого даже не было и мысли. Я должен добавить, что это и моя собственная линия. Я не хожу и не убиваю людей. И Харт знал об этом». Но мысль все-таки была зафиксирована. «Ликвидировать человека» — это самый страшный пункт в списке Бэгли.
В октябре 1968 года Брюс Соли представил свой доклад Хелмсу, в котором оправдывал Носенко[158]
. На основе этого доклада бывший сотрудник КГБ был реабилитирован американцами, нанят на работу консультантом в ЦРУ, и ему была выдана компенсация в размере 137 052 долларов[159].Хелмс пережил непростые времена, когда пытался дать пояснения по делу Носенко в конгрессе США. Член палаты представителей штата Мичиган республиканец Гарольд Сойер спросил бывшего директор ЦРУ, знал ли он, что все, что было сделано с Носенко, включая задержание без решения суда, физическое и психическое воздействие, шло вразрез с законом. Хелмс не был уверен в этом. Он полагал, что вопрос о правовом статусе Носенко относился к проблеме «что морально — что аморально».
Конгрессмен не купился на это.
Сойер
: Ладно, он был человеком, не так ли?Хелмс
: Я так думаю.Сойер
: Вы знаете, что в большинстве штатов подобное обращение даже с животными привело бы вас в тюрьму?Хелмс не ответил.
Что касается Юрия Носенко, то он кратко сформулировал пережитое так: «Я прошел через ад. Я действительно перебежчик».
ГЛАВА 12
Охота на «кротов»
К концу лета 1963 года охота на «кротов» в ЦРУ была в самом разгаре.
Отлучка Голицына в Англию на время замедлила ее ход, но после скорого возвращения перебежчика из Лондона поиски агентов проникновения вновь набрали темп. Охотой руководил Джеймс Энглтон, который теперь начал показывать Голицыну секретные досье ЦРУ, так что перебежчик мог «прочесывать» секреты Управления в поисках каких-либо ключей и возможных подозреваемых[160]
.В июле, именно в том месяце, когда Голицын возвратился в Лэнгли, Питер Карлоу, первый подозреваемый, ушел в отставку. Но его виновность ничем не была доказана. Если Карлоу не был «кротом», то кто же был им? Но и нельзя было предполагать, что в рядах сотрудников ЦРУ был только один предатель. Контрразведка фактически не ограничивалась поисками одного советского агента, действовавшего в ЦРУ. Управление, быть может, кишело «кротами». По мере расширения масштабов расследования его цель также разрасталась, следуя обычному бюрократическом правилу[161]
.В целях проведения охоты на «кротов» Энглтон обратился в группу специальных расследований контрразведывательной службы[162]
. Ее начальником вначале был Берч О’Нил, изысканный уроженец штата Джорджия с тягуче-медовым южным акцентом, поступивший на службу в ФБР в 1938 году, а впоследствии перешедший в ЦРУ. Дородный, краснолицый О’Нил, как приличествовало его положению, был исключительно скрытным человеком. «Ни у кого не было ни малейшего представления о том, чем занимается Берч, — говорил один его бывший коллега по группе специальных расследований. — Иногда даже возникал вопрос, делает ли он что-нибудь вообще».Но если О’Нил, которому в ту пору было пятьдесят и который уже подумывал об отставке, возглавлял «охоту», то хозяином «охотников» был «Скотти» Майлер, которого Энглтон вызвал из Эфиопии, где он возглавлял резидентуру, с тем чтобы тот вошел в состав группы специальных расследований и включился в поиск агентов проникновения. Энглтон назначил его заместителем начальника группы.