– Да так себе! Один из «челноков» Агафонова, кстати, тот же Хайрулла – он тогда еще «на посылках» был, отвез очень большую партию наркотиков солидному клиенту. Не помню сейчас точно, сколько килограммов было в партии – три года назад дело было, зато помню сумму, им полученную, – три с лишним миллиона. Это в те времена, когда «Жигули» шестой модели стоили около восьми тысяч «деревянных». Так вот, на обратном пути он с этой суммой заехал на свадьбу родственницы в одну из станиц Краснодарского края. На денек всего‑то заехал. А на Кубани свадьбы гуляют всю ночь напролет. Хайруллане выдержал такой нагрузки и где‑то среди ночи отключился. Родственники, как водится, уложили его на запасную кровать для гостей. А когда он утром проснулся и сунулся в свой кожаный портфель, деньги тютю – исчезли!
– Три миллиона теми деньгами – в портфеле? – недоверчиво переспросил Игорь.
– Тьфу ты! Забыла объяснить – в сертификатах они были. Ну знаешь, бумажки такие с водяными знаками: сдаешь определенную сумму в сберкассу...
– Да знаю, знаю, – отмахнулся Игорь, – рассказывай дальше.
– В общем – пропали эти сертификаты! Добро бы хоть деньги, а то бумажки на предъявителя, по паспорту. Однако при определенной сноровке и умении... Хотя какие там сноровка и умение в колхозе, где крупная наличность лишь у председателя да главы администрации сельсовета. Короче, прибегает ныне покойный Хайрулла к Агафонову и – бац тому в ноги! Не знаю, блажит, куда деньги делись, тамошний участковый всех урок перетряс – и местных, и залетных – нет ни у кого. Эдуард Михайлович «отвалил» ему восемь омоновцев:
– Если через три дня деньги не будут на моем письменном столе – вот этот песик любит печеные яйца! – показал на своего комнатного бультерьера и добавил: – Но исключительно человеческие!
А эта образина комнатная как будто понимает хозяина – начинает облизываться и скалить зубы. Эти омоновцы сгоряча чуть сразу не оторвали гениталии Хайруллы.
– Из‑за тебя, чебурек недоделанный, и нам без наследства оставаться?!
Однако перетрясли станицу на совесть – заглянули в каждый дом и хату. А сертификатов нет. И не сдает никто ни в одну из ближайших сберкасс – номера‑то Хайрулла все же догадался продублировать.
Агафонов обычно своим словам хозяин был – что сказал, то обязательно сделает! И омоновцы, и сам Хайрулла уже не сомневались, что тот комнатный гад прибавит в весе от калорий пищи, приготовленной из их наследства. Вот тогда я спросила отчима, отчего они все трясутся. Он мне с досадой выложил ту историю и результаты поисков.
– А дети маленькие есть у этих родственников? – поинтересовалась я.
Агафонов думал не больше пяти секунд. Потом вдруг сорвался с места, чмокнул меня в лоб и исчез...
Сертификаты лежали в кукольной коробке Ленки – трехлетней внучки хозяйки дома. Из них получилась красивая яркая подстилка...
После того случая я получила в подарок норковую шубку и стала главным секретарем Эдуарда Михайловича, причем – освобожденным. А Хейрулла и омоновцы остались производителями. Они так бурно выражали мне свою признательность за спасенное мужское достоинство, что я их быстренько отшила, во избежание всяческих последствий...
– Но ты была замужем! – уточнил Игорь.
– Да, так же, как и ты был женат! – зло отрезала Олеся. – Ой, прости, я не хотела... Но мне настолько неприятны воспоминания об этом трехнедельном замужестве, что я предпочитаю не вспоминать о нем совсем. Одним словом, в тех кругах, в которые я вышла замуж, после пары брачных ночей с мужем невестку почему‑то должен опробовать и свекор. Ну не скотство ли?
– Ну ладно, отдыхай! – поднялся со стула Игорь. – По моим скромным подсчетам, у тебя еще две недели, как сказал наш друг‑хирург Владислав, а у нас с Иваном еще кое‑какие дела имеются в этом регионе.
– Один вопрос! – его Олеся. – Весь дневник у тебя написан фиолетовой пастой, а последняя глава – черной. Почему?
– Ты что, следователь на допросе? – встречным вопросом ответил смущенный Игорь. – Почему да почему! Просто паста кончилась, вот и дописал, какая под руку попалась.
– Да? – прищурилась Олеся. – А она совершенно свежая, эта черная паста, даже мажется на палец. Кстати, у тебя нет с собой авторучки, я тут хотела на полях твоего дневника кое‑какие заметки сделать!
Игорь сунул было руку к боковому карману кожаного пиджака, покопался там и... развел руками.
– Нет, к сожалению, у Ивана на квартире оставил. И вообще – верни дневник! Почитала и хватит, это тебе не тетрадь по чистописанию.
– На! – Олеся швырнула ему общую тетрадь, ойкнула и схватилась за левый бок. Игорь бросился к ней, но она замахала руками, иди, мол.
– Последний вопрос можно, Михай? – догнал его уже у двери Олесин голос.
Игорь обернулся и, взглянув в широко распахнутые глаза, увидел в них ту же боль и ожидание, что и там, в гостинице ночью.
– Ты... меня... не поцелуешь?!
– Нет! – ответил он. – Теперь буду ждать положенных сорока дней. – И, уже отворив дверь, тихо добавил: – Хотя очень хотелось бы.
Дверь захлопнулась. А Олеся, уставив глаза в потолок, улыбалась чему‑то своему.