Охота на льва

На обратном пути Тихий подсел к нам в кабину, попросил разрешения закурить.

- Ну, что, довольны? - сказал он. - Неплохо повоевали?

- Как сказать, - сказал командир. - Половину боекомплекта домой везем.

- Ну и хорошо, - сказал Тихий. - А если бы из "зеленки" полезли? Пришлось бы "крокодилы" вызывать. Хорошо, мы сегодня для них оказались полной и совсем не детской неожиданностью. Обычно они рядом подмогу держат - проводка каравана дело не одних только караванщиков, тут проплачена целая цепь охранных точек плюс агентурная сеть...

На стоянке, пока бойцы перегружали трофейное оружие в тентованный "Урал", Тихий налил мне из своей фляжки колпачок спирта, дал закусить коричневой хрустящей галетой.

- Поздравляю, инициация состоялась! - сказал он. - Ты перестал душить в себе воина. Так у масаев юноша должен убить льва, чтобы стать мужчиной - охотником и воином.

- Надеюсь, подо львом ты подразумеваешь не того мотоциклиста? - усмехнулся я.

- Извини, но так было нужно. Даже если не нужно...

Я вспомнил, как дернулся назад, когда прямо передо мной вертанулось тело мотоциклиста, но отпрянуть мне не дал навалившийся сзади Тихий. Мне было неприятно, что он почувствовал мой вздрог. Но мы и правда были в секунде от столкновения, да мы едва не подцепили его несущим винтом, как рогами... Наверное, со стороны это выглядело неудачной охотой, - щелкнув зубами и промахнувшись, дракон взмыл.

- Ничего, - сказал я, закуривая, - это с непривычки стрелять безоружным мотоциклистам в спину. Пройдет...

- Если тебе так будет легче, - сказал он, тоже закуривая, но не московскую "Яву", которую курили здесь почти все офицеры, а солдатские "Охотничьи", - то этого гонщика там, - он показал пальцем в небо, - запишут на мой счет, не беспокойся...

Ночью я долго не мог уснуть. Вспоминал то мотоциклиста, его пируэт и всплеск, то тех двоих, подсеченных моей гибкой очередью, - и ясно понимал, что между этими, разделенными какими-то минутами, эпизодами со мной произошла метаморфоза. В момент стрельбы по мотоциклисту я все еще был нерешительным, а, если говорить правду самому себе, - стеснительным - воином, который все время боится совершить что-то не то, - а под этим "не то", конечно, скрывается что-то вроде "застрелить по ошибке", - и все время ждал, когда те, кто на мушке моего пулемета начнут первыми, начнут и продолжат, чтобы я был уверен в твердости их намерения меня убить, вот тогда можно открывать огонь на поражение. Я вспомнил свой детский страх случайно задавить какого-нибудь муравья, случайно наступив на него, - заметив в последнее мгновение, я даже успевал отвернуть носок ботинка. Другое дело - комары, которые пили мою кровь или зудели над ухом, собираясь атаковать, - тут у меня стеснения не было. И тот караванщик, стрелявший в меня из автомата от плеча, был как раз из тех, что начали первыми, а тут мы были на равных, я даже дал ему фору времени, но потом, как тот самурай, выхвативший меч вторым, опустил его первым. Я представил, как летят двумя встречными потоками пули - его и мои, - как эти потоки пересекаются, переплетаются, и как одна из моих страшным тупым ударом проламывает его грудную клетку, вырывает с обратной стороны кусок лопатки, - и тут же почувствовал этот удар ломом под свою правую ключицу, - так внезапно и реально, что вскинувшись на кровати, зажал рукой дыру, в которую уже рванула моя жизнь. Некоторое время сидел в темноте кровати боясь вздохнуть - а вдруг не получится, - потом медленно от пустил руку, медленно вздохнул, медленно спустил ноги с кровати и,нашарив на тумбочке сигареты, пошел на улицу. Ночь была холодна, я сидел у стены модуля на лавочке, дрожал, затягиваясь и выпуская дым в звездное небо, и машинально потирал рукой грудь под правой ключицей - там все еще ныло. Я дышал холодным воздухом вперемешку с дымом и думал, что тот дух уже не может вот так вздохнуть, так глубоко, когда воздух, кажется, проникает во все клеточки тела, - и уже не видит этого неба, этих звезд, этой ночи вообще, - где он теперь? в своем магометанском раю, существование которого давало ему силы стоять перед пикирующим на него вертолетом, не прячась, или нигде, в темноте, глухоте, неосязательности... Я представил, что это значит - не быть, - не смог долго выдержать это небытие, встал и пошел в свою спящую комнату. Спать не хотелось, сидеть на улице было холодно, я пробрался на нашу маленькую кухоньку, вскипятил чаю, и, ожидая, пока заварится покрепче, открыл наугад черный томик Лорки, купленный недавно в гарнизонном книжном магазине. Прочитал о тополях, что уходят, но след их озерный светел, они уходят, уходят, но нам оставляют ветер, который умолкнет ночью, обряженный черным крепом, но нам он оставит эхо, плывущее вниз по рекам.