Охота на мамонта-2. Раскаленная крыша

– Ничего, – бросил он через плечо. Его кто-то нечаянно толкнул – в Храме было много народу. И снова долго смотрел на огонек свечи, переводил взгляд на икону, на другие иконы, висящие рядом. Ему было как-то необычайно хорошо. Даже дышалось в этом месте по-другому. Долго так стоял, наконец, отступил.

– Пойдем, – воскликнул он и быстро направился к выходу.

– Извините, – теперь уже он толкнул какого-то мужчину. В Храме была толчея – последние дни поста – люди молились.

Они вышли на заснеженную улицу и вдруг его словно ударили по голове.

– Что это сейчас было? – он был потрясен, ничего не понимал, такое было невозможно. Он только что собственными руками поставил свечу. Он держал ее, чувствовал тепло огня. И вдруг понял, словно через расстояние увидел, как тело, его ничтожное тело в это мгновение пошевелило пальцем. В этом он был абсолютно уверен. Он знал это. Перевел взгляд на Юну. Девушка широко открытыми глазами на него смотрела. И улыбалась, словно только что увидела чудо. А это и было чудом. Она все знала, понимала, там, в церкви помогала ему, боялась спугнуть. Она видела, как он появился в святом месте и на мгновение обрел себя. А сейчас она молчала. Но была счастлива.

– Это что сейчас было? – повторил он.

– Ты сделал шаг навстречу к Богу… Иди дальше.

Он долго молчал, вспоминая. Все это не укладывалось в голове…

– Куда? – наконец вымолвил он.

– Не знаю, – просто ответила она.

– Что же, подниматься с больничной койки и уходить в монастырь?

– Люди по-божески живут не только в монастырях, – ответила она.

– Где ты такое видела? – выдохнул он.

– Идем, поищем. Илья. Ильюшенька…, – и улыбнулась.

– Не будем мы ничего искать, – тихо пробормотал он. – А почему, Ильюшенька?! – и замер. Подумал, что так его уже называли. Кто? Где? Когда это было?

Этого он знать не мог.

– Ильюшка, – поправил он девушку, – так меня называла мама. А искать мы ничего не будем, – повторил он. – Нет смысла, – и заглянул в ее глаза. Смотрел и не мог оторваться. И вдруг понял, что ближе этой девушки, этого удивительного человека, у него не было. Да и быть не могло. Там, в его жизни, так не бывает. Там все просто, грубо. Ему было с ней удивительно хорошо, как не может быть с женщиной, но может быть лишь с душой, когда ты сам только душа. А там? Что там?… Мир циничен и прост, – подумал он. И теперь знал точно, что больше не стремится в него. Не было смысла…

Он больше ничего не хотел, не строил планов, не желал бороться, пытался не думать о том, что случится 13-го числа. “Хорошее число”! Где он окажется? В другом месте – говорил Ворчун. В каком? Но сейчас он даже Библию прочитать не мог. Почему не сделал этого раньше?… Чувствовал одно – удивительное спокойствие и апатию, которая разливалась, заполняя это невесомое, странное существо, в котором он оказался. Волновало только одно – девушка, которая была рядом. Она не отходила ни на шаг, не задавала дурацких вопросов, но, казалось, понимала его абсолютно. А что может быть больше этого? – с удивлением сделал он открытие – ведь раньше такого никогда не испытывал. Все женщины, которых он знал… Да и знал ли он их? Понимал? А они его? Мог лишь раздевать их или одевать, дарить подарки, получать удовольствие. А тут вдруг понял странную вещь – когда он лишен возможности привычно общаться с женщиной, обладать ею, взамен получил неведомую штуку, иначе не назовешь, – она была нереальна, воздушна, призрачна, но настолько же ценна. Вернее, бесценна. И уже чувствовал, что ничего дороже этого в жизни нет. Те – смазливые, красивые, молодые и страстные, с длинными ногами, со стройными фигурками и красивыми телами могли лишь отдавать себя, взамен получая подачки. Но понимать… Какая-то ерунда… Но эта удивительная ерунда была так нужна ему сейчас. И теперь хотелось одного – быть с ней рядом. А девушка видела это, все знала, потому что была на тысячи лет старше его, хотя выглядела, словно ей девятнадцать. И он уже себя не узнавал. Это единственное, что наполняло его душу. Он хотел быть с ней. По привычке в какой-то момент подумал: – Что он может для нее сделать, чем заплатить? Платить было нечем. А она ничего и не просила. Делала все бескорыстно, из какого-то странного, необъяснимого чувства… Как называется это чувство – он не знал…