– Мне тоже так кажется, – поддержал капитана Афоня. – У нашего торговца гашишем сейчас только одна возможность спасти свою шкуру – уехать из Москвы. Я так понимаю, что Печерский будет сидеть около своего начальства, пока торжества здесь не окончатся. Вот тогда он и ринется в погоню за связником. Куров дежурит на постоялом дворе, и если Гедоев засобирается в дорогу, то мы сразу об этом узнаем. Только ведь это ещё не всё. Данила нам сегодня кучу сюрпризов преподнёс.
– Вот именно, что сюрпризов, – подтвердил Щеглов. – Наш малец раскрыл тайну загадочного графа Булгари. Гашишем торгует начальник канцелярии новороссийского генерал-губернатора. Поэтому и испугался ваших расспросов. Вы ему про севастопольский порт говорили, а он про Одессу подумал. Рассказывай Данила про второй разговор.
Мальчик кивнул и старательно пересказал всю короткую беседу Гедоева с одесским чиновником.
– Значит, позвал, на Итальянскую улицу? – уточнил Дмитрий.
– Так точно, – по-военному подтвердил Данила.
– Я тоже обратил внимание, – вмешался Афоня. – Местечко-то известное.
Ордынцев задумался. Что это? Совпадение? Но если шпион – Булгари, то ему Гедоев не нужен, ну, если только не считать торговли гашишем, хотя это дело, как известно, доходное. Передать донесение начальник канцелярии может и сам – нужно лишь дойти до лавки или гостиницы на Итальянской улице, вот дело и в шляпе.
– А вы-то что думаете, Пётр Петрович? Кто? Печерский или Булгари? – спросил Дмитрий пристава.
– И ведь, как на смех, оба графы, – отозвался Щеглов, потом прикрыл глаза и замолчал.
Собеседники терпеливо ждали. Капитан так и сидел – откинувшись на спинку кресла, глаза прикрыты, а кончики пальцев легко выбивают быструю дробь на подлокотниках. Заговорил он так же неожиданно, как и замолчал.
– Я думаю, что Печерский. И дело даже не в том, что, как мы теперь знаем, связник вез графу большую сумму денег и письмо – плату за работу и новые указания. Дело в том, что будь шпионом Булгари, ему агент в Одессе ни к чему. Граф торгует гашишем, товар этот контрабандный он может получать только через Константинополь – не зря он там столько лет просидел и связями обзавелся. Множество знакомых с Булгари моряков чуть ли не ежедневно туда отплывают, так что нет у графа нужды свои донесения греку на Итальянской улице передавать. Грек да его слуга – лишние люди в цепочке, а значит, лишний риск. Так что я думаю – Печерский.
– Согласен, – поддакнул Афоня. – В одесском порту десятки кораблей контрабандой промышляют, никакого резона нету ещё и Сефиридиса задействовать.
Дмитрий думал так же, да и то, как Гедоев решился шантажировать своего заказчика, подтверждало, что спрятанное письмо полностью изобличает Печерского. Но пока у их команды не было ни письма, ни доказательств.
– Может, нам арестовать Гедоева? – подумал он вслух. – Отберём письмо, доказательства против Печерского появятся…
– Кибиточник будет молчать, ведь граф для него теперь – курица, несущая золотые яйца. К тому же выходит, что его самого можно обвинить в пособничестве шпиону, – возразил Щеглов. – Так что остается единственная возможность: брать Печерского с поличным.
– Надеюсь, вы имеете в виду не над трупом связника? – хмыкнул Дмитрий.
– Если судьба так распорядится, я не откажусь от любых возможностей, – твёрдо сказал Щеглов. – Что же мне теперь – охранников к шантажисту приставить, чтобы его оберегать? Что заслужил, то и получит…
Ордынцев задумался, в словах частного пристава была своя правда: вся их работа могла пойти прахом, ведь надеяться на то, что Алан добровольно сдаст письмо и напишет показания на шпиона, не приходилось. Расследование вместо завершения внезапно свернуло в новую колею, и конца этому не просматривалось. Доказательством шпионажа должно было стать только вновь перехваченное донесение. Но Печерский мог вообще забросить свою опасную работу, ведь денег от хозяев он не получил… Ну и дела! Сто вопросов и ни одного ответа. Дмитрий вздохнул (а что ему ещё оставалось делать? – только вздыхать) и предложил:
– Вы отдохните пока. Я послал в «Яр» за ужином, как принесут, разбужу вас.
– Полежать малость – это сейчас то, что нужно… – согласился Щеглов.
Все разошлись по спальням, и Дмитрий остался один. Настроение его совсем испортилось. Опять тупик. Несколько месяцев труда, и все – псу под хвост. Давно Ордынцев не чувствовал себя таким беспомощным. Со злости он врезал кулаком по пёстрым изразцам голландской печки. Одна из плиток треснула: свежий разлом отсёк парус у крохотного синего кораблика. Дмитрий выругался:
– Чёрт! Что за невезение? Хуже, наверное, не бывает!
– А может, и бывает… – раздалось за его спиной, и Ордынцев увидел в дверях графа Кочубея. Тот извинился: – Прошу прощения, что я вошёл без доклада, но у вас, похоже, о визитёрах докладывать некому.
– Виктор Павлович! – воскликнул Ордынцев. – Рад вас видеть, а что до прислуги – так почти все уехали в подмосковное имение. Я ведь здесь бываю наездами и всего на несколько дней… Кстати, как вы узнали, что я в Москве?