Охота на Минотавра

– Они странствовали по миру несколько лет. Несколько раз они были на хвосте у того фокусника, то в Париже, то в Риме, то в Мадриде, но тот в последний момент ускользал от них! Мельников сходил с ума сам и сводил с ума своих спутников. Дед рисовал по его рассказам полотна – одно страшнее другого. Так я слышал от отца. А потом люди, поехавшие с Мельниковым в это путешествие, стали пропадать.

– Как это – пропадать? – спросил Мишка Сомов.

Хозяин дома пожал плечами:

– Думается, они разочаровались в своем хозяине и просто один за другим бежали от него. В конце концов со спятившим промышленником остался только один мой дед. Они вернулись ни с чем. Потратив несколько состояний. С горой картин, которых лучше никому было не показывать. Они настолько сошлись вместе, что поделили даже безумие на двоих. Мельников расплатился с моим дедом, а потом в припадке помрачения рассудка сжег все его работы. Почти все! Мой отец не смог простить ему этого. Иван Иванович Мельников умер в психиатрической лечебнице в самом начале Первой мировой войны. Что до моего деда, то его эта поездка истощила морально. До самого дна. И как человека, и как художника. Он больше ничего не рисовал. Ни единой картины! На деньги, полученные от Мельникова, он открыл художественный салон и торговал принадлежностями для живописцев. После рождения моего отца он и говорил-то мало. Бабушка не узнавала его. Ночами он метался в постели и гнал кого-то прочь. Возможно, от лечебницы его отделял только один шаг, полшага, но их в отличие от своего патрона Ивана Ивановича Мельникова, он не сделал. Одиссея Карповича Рокотова забрала ЧК в 1919 году. Его жена, моя бабушка, умерла от голода в Поволжье в 1920-м. Мой отец воспитывался у старшего брата. Историю семьи пересказывать не буду – она драматична, как история почти всех семей России. Что говорить, если всех детей Мельникова расстреляли большевики, кроме младшей дочки. Родственники Мельникова увезли ее за границу.

– Вы сказали, что в припадке безумия Иван Мельников сжег все работы вашего отца, – хитро прищурила глаза Юля. – А потом добавили: почти все. Значит, что-то осталось? Хотя бы одна работа?

– Какая вы проницательная, – покачал головой старый хозяин дома.

Но Юля точно и не услышала его:

– И вы знали об этом, потому что об этом вам рассказал ваш отец, а ему Одиссей Карпович? Неужели он сумел что-то спасти? Или просто он не все отдал спятившему Мельникову? Или в последний момент что-то забрал назад?

Рокотов усмехнулся:

– А вы – лиса!

– Еще какая! – вставил Мишка Сомов.

– Так что, я права?

– Подождите здесь, – сказал Рокотов, поднялся и вышел из гостиной.

Он где-то рылся: скрипел стул, стучали какие-то дверцы, вновь протяжно скрипел стул. Наконец Рокотов вернулся. В его руках был футляр внушительного размера, закрытый на кодовый замок. Рокотов набрал номер, послышался щелчок, футляр открылся. Внутри что-то лежало завернутое в холстину. Владимир Константинович вынул предмет, развернул и поставил к стене так, чтобы всем было видно… Картина!

– Мама дорогая, – пробормотал Мишка.

– Вот это да! – Юля первая подскочила с места и подлетела к холсту.

Сомов и Киселев стремительно последовали за ней.

– Ну, как вам эта работа? – с явной издевкой спросил хозяин дома. – Хороша? Единственный холст из той поездки, который мой дед не отдал Мельникову. Почему – не знаю! Наслаждайтесь, молодые люди! – многозначительно кивнул он. – Когда еще такое увидишь?

На них с полотна смотрел Фокусник! Он стоял на фоне цирка под ночным небом, походного шатра, огней, девочки на шаре, медведя, дрессировщика, рыжего клоуна, строившего рожи! Смуглый, с пронзительными ледяными глазами, с улыбкой змея! Все было так, как и сказал Рокотов: Фокусник держал в руках цилиндр, а из головы его росли рога… Это был самый настоящий черт!

– Крутизна, – пробормотал Паша.

Рокотов вздохнул:

– Как только в память о своем отце мой отец ни укрывал ее! Большевики обнаружили эту картину, да только посмеялись. Не забрали. Она им понравилась!

– Ну, это понятно, – согласилась Юля.

– Им нравились черти, – кивнул хозяин дома.

Взгляд Фокусника пронизал зрителя насквозь. Такое мог нарисовать только человек с великим воображением!

– А вам не страшно было держать эту картину дома? – напрямую спросила Юля.

– Еще как страшно! – откликнулся Владимир Константинович. – Сколько раз я хотел сжечь ее! И всякий раз отступал, не решался. Думал о своем отце! И потом – произведение искусства.

– А ваш дед видел Фокусника? – спросил Мишка. – Во время той поездки по Европе? Что об этом говорит семейное предание?

– Ничего не говорит. Но я не исключаю этого. Вот если бы добраться до архива купцов Мельниковых!

– А что, есть такой архив? – мгновенно оживилась Юля.

– Говорят, есть, в областной библиотеке Вольжанска.

– Точно есть, – подтвердил Паша.