А Юрген вдруг почувствовал, как резко кольнуло в сердце. Он-то сразу понял, что в постели Януша – Моника. Пусть даже девушка нырнула под одеяло, возможно, от смущения, от чувства неловкости за произошедшее, но Шлиман точно знал: это Моника Траутман. И не надо было ни слов, ни объяснений, ни верхнего освещения, чтоб проверить…
– Юрген! – кто-то тихонько тронул физика за плечо, и он резко вздрогнул, стряхивая с себя, будто осеннюю листву, картины из прошлого. – Юрген! Дрешер, директор галактического института физики, отказался с вами говорить. Узнал, что вы ничего не помните, и отказался. Но там, в коридоре, другой посетитель…
Шлиман очнулся полностью – включился в реальность. Перед ним стоял Герхард Липински, в аккуратно выглаженном белом халате, с аккуратной прической, с легкой улыбкой, чем-то напоминавшей улыбку Марка Айштейна. День проходил за днем, а лечащий врач не менялся, так, словно, однажды став образцовым медиком, он увековечил себя в виде эталонной цифровой копии.
– Посетитель… – терпеливо повторил доктор. – Только не Дрешер. Директор института физики не поехал. Узнав, что вы ничего не помните об аварии, он отказался от встречи, гм… сославшись на срочные дела.
– Марк Айштейн?!
Шлиман разволновался, хотел подняться, но Герхард остановил его резким, испуганным движением ладони.
– Януш Боку? – по лицу медика пациент понял, что с первой попытки не угадал.
И опять не угадал.
– Моника Траутман?!
Теперь не выдержал Герхард, потому что глаза пациента совершенно безосновательно засветились от радости. Наполнились счастьем, словно у ребенка, вдруг узнавшего, что его самая заветная мечта сбылась.
– Нет-нет! – быстро сказал Липински. – Это офицер полиции, капитан Ортега.
– Полиции… – сиявшие счастьем глаза разом потухли, стали почти безжизненными.
Затем пациент, три года пролежавший в коме, опустил веки.
– Юрген, так пригласить его? Не возражаете? Сам я не в восторге, но… Капитан Ортега проделал многочасовую дорогу, чтобы побеседовать с вами…
Шлиман не ответил, лишь молча кивнул головой. Он мечтал о совсем других посетителях, совсем другом разговоре…
– Юрген! – еще не видя гостя, физик почувствовал его: это был чуть полноватый, уверенный в себе и энергичный мужчина средних лет.
Пожалуй, до сорока. Да, до сорока. Скорее, до тридцати пяти. Теперь Шлиман умел воспринимать окружающий мир без помощи зрения. Он поднял веки даже без любопытства – знал, что не ошибся. Посмотрел, чтобы проверить.
Не ошибся.
– Юрген! – чуть полноватый мужчина средних лет в форме офицера галактической полиции дружески улыбался. – Я – Сантос Ортега! Вы не представляете, как я рад видеть вас в добром здравии!
– Разве мы прежде встречались? – медленно спросил физик, перебирая в уме знакомых, стараясь припомнить это лицо.
– Ну, вы меня не знаете, – еще шире улыбнулся капитан, – но я-то с вами знаком уже три года, с момента аварии на «Медузе».
– Аварии?! – Юрген распереживался так, что неодобрительно пискнул какой-то прибор, липкими присосками подключенный к телу пациента.
– Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, – капитан озабоченно глянул на стойку с аппаратами, мигавшими разноцветными лампочками. – Пожалуйста, не волнуйтесь, Юрген! Это очень важно, чтобы вы не волновались! А то господин Липински ворвется сюда и прогонит меня прочь. Еле-еле удалось добиться разрешения на беседу… Мне так важно снять с вас показания и наконец закончить эту историю!
– Какую историю? – Шлиман попытался дышать глубоко и ровно, так, чтобы обмануть чуткие машины, следившие за его состоянием.
Впрочем, наверное, таким способом все равно невозможно удержать в норме показатели пульса и давления…
– Вообще-то Липински запретил говорить с вами об этом, – Сантос Ортега заговорщически подмигнул пациенту. – Но мы же можем немного посекретничать, правда? Ни вы, ни я не скажем врачу ни слова… А мне так важно сегодня все закончить и поставить жирный крест – работа проделана до конца!
– Какой жирный крест? – физик ничего не понимал.
Офицер полиции выражался так странно и косноязычно, что лишь пугал Шлимана, который вновь начал волноваться.
– Сказать по правде, дело об аварии на станции «Медуза» было моим первым делом, – признал Ортега. – Я тогда пришел в управление третьего округа полицейского контроля после офицерской школы. И сразу – авария в нашем секторе ответственности. Да еще такая! Спросите, почему мне доверили это расследование? Наверное, потому, что никто не хотел им заниматься. А мне – зеленому новичку – все было интересно. Понимаете?
– Нет! – раздраженно буркнул физик. – Ничего не понимаю!
– Поручили это дело, и поначалу я даже впал в депрессию. Думал: вот так начало карьеры! Типичный «глухарь», без всяких шансов найти какие-то следы, ниточки. Надежда была только на вас, на ваши показания. Сначала, пока все исследовали на «Медузе», пока станцию проверяла специальная комиссия из федерального центра, я каждый день молился, чтобы вы очнулись. Смешно? Вот, правда: сидел по вечерам и молился, так мне были нужны ваши показания…