Охота на монстра

– Стерли? – невольно перебил Фертихогель. Он очень хотел прояснить для себя этот момент. – Сознательно?!

– Не знаю! – с раздражением отмахнулся врач. – Такая предыстория событий меня не интересовала! Факт в том, что пациент Шлиман поступил в мою лабораторию в состоянии комы, клинической смерти. За три года мы вытащили его из небытия, вернули к жизни! И что?! Этот недоразвитый идиот, ваш коллега, напросился на разговор. Пустите, мол, это важно для следствия. Причем я объяснял придурку: не следует перегружать мозг Шлимана! Больной только-только начал восстанавливаться после тяжелейшей болезни. А дегенерат Ортега взял да и показал фото с «Медузы»! В том числе с центрального поста, где погибла любимая девушка Юргена! Как вы думаете, какой мог из этого получиться результат?!

– Какой? – поинтересовался Фертихогель.

Он готов был говорить с врачом о чем угодно, лишь бы это касалось «Медузы»: секретной лаборатории физики, страшной катастрофы и самого Юргена Шлимана.

– Какой!!! – Липински будто стал выше ростом, навис над сидевшим на стуле офицером ГСБ. – Три года мы восстанавливали мозг пациента, можно сказать, по крупицам собирали его сознание! И вот появился Сантос Ортега – убогий недоносок – и отправил Шлимана в глубочайшую нервную депрессию, с нарушением логических и эмоциональных связей! Вот какой результат! А потому, господин Фертихогель, даже не надейтесь, что я вновь позволю говорить с Юргеном! И сам больше не скажу ни слова! Довольно того, что ваш коллега лишил меня всего! Славы! Заслуженной научной награды! Званий! Уважения коллег!

Клаус Фертихогель невесело усмехнулся, помассировал большим и указательным пальцами левой руки переносицу, покачал головой.

Оказывается, «праведный» гнев медика был вызван не тем, что у Шлимана поехала крыша, нет. Липински искренне негодовал оттого, что лишился премий и места в Храме Славы. По сути, ему не было никакого дела до Юргена Шлимана, и бесился он лишь потому, что некий недоносок испортил «действующую модель» научного открытия.

В общем, получалось так, что Герхард Липински ничем не отличался от того, кого люто ненавидел, – от Сантоса Ортеги. Врача волновали свои проблемы, следователя – свои. Для обоих Юрген Шлиман был лишь инструментом достижения цели, не более.

Впрочем, как и для самого Клауса. Решив, что играть в угадайку больше нет смысла, майор выложил на стол удостоверение офицера Галактической Службы Безопасности.

– ГСБ?! – с недоумением выдохнул Липински и осел на стул, изумленно глядя на красные «корочки». – ГСБ…

– Будем верифицировать через компьютерные базы? – спокойно уточнил майор. – Если необходимо – пожалуйста, никаких проблем. Я с пониманием отношусь к тому, что свидетели и допрашиваемые желают проверить мою личность.

Клаус сознательно выделил голосом слова «свидетели» и «допрашиваемые», как бы давая понять врачу: от первых до вторых – дистанция небольшая.

– Чего вы хотите? – голос медика стал совсем другим.

Фертихогель почувствовал: ГСБ внушала Липински страх, точно так же, как и многим обывателям.

– Думаю, нам все же лучше поговорить здесь, – покровительственно улыбнулся Клаус, отметив для себя, что «давить» на собеседника уже не требовалось. Тот сам готов был рассказать все, что знал о космической лаборатории. – Честное слово, мне бы не хотелось забирать вас в свое ведомство, проводить допрос в других условиях. Нет-нет, я все понимаю! Понимаю! Уважаемый человек, масса срочных дел. Побеседуем о катастрофе на «Медузе» прямо сейчас.

– Но… но… – Липински закашлялся, пытаясь прочистить горло. – Сэр, честное слово, я почти ничего не знаю о «Медузе»! То есть я никогда не интересовался этим в деталях! Знаю, там была лаборатория экспериментальной физики, случилась какая-то авария, все погибли, кроме Юргена Шлимана.

– А вас никогда не удивляло, что все погибли или пропали, а Шлиман уцелел? – быстро спросил Фертихогель.

Врач смущенно пожал плечами.

– Нет… Я просто не думал об этом. Мне привезли интересного пациента, уникального пациента. Я работал по факту, от того момента, когда Шлиман попал в клинику.

Майор ГСБ поверил. Чувствовалось, медик не врет. Возможно, Герхард Липински что-то узнавал о «Медузе», наводил справки, копался в деталях, но все это он делал не из любопытства, а лишь для того, чтобы составить более подробное впечатление о человеке, над которым проводились медицинские эксперименты.

– Хорошо, верю, – успокоил офицер. – А когда Шлиман вышел из комы, он с вами разговаривал о чем-то таком? Ну, необычном, запоминающемся, касательно «Медузы»?