Охота на монстра

– Нет, – Герхард Липински ответил почти без колебаний. – Возможно, вас удивляет мой скорый ответ, ведь с тех пор, как пациент очнулся, прошло четыре года… Но я хорошо помню тот день. Шлиман пришел в себя и сразу же попросил устроить встречу с его товарищами: Марком Айштейном, Янушем Боку. Еще спрашивал про Монику… Монику Траутман. Это все люди с базы… с «Медузы», в смысле… Я замялся, не зная, как ответить: все они погибли, но говорить правду было нельзя. Тогда Юрген отказался разговаривать с нами, врачами и медсестрами, пока к нему не придет кто-то из вышеназванной троицы. Или, на худой конец, директор института физики Дуглас Дрешер.

– Дуглас Дрешер… – невольно повторил майор ГСБ, услышав хорошо знакомое имя.

– Да, но я не мог привести к нему тех, кого нет в живых, – нервно продолжил Герхард. – А мистер Дрешер отказался беседовать со Шлиманом, сославшись на крайнюю занятость.

– И тут под руку попался Сантос Ортега, который хотел говорить с Юргеном, – предположил Фертихогель.

– Недоносок! – вновь разозлился Липински. – Я же три раза объяснил этому идиоту, какие вопросы можно обсуждать с больным, какие нельзя! А он, дубина деревянная…

– Ясно! – перебил майор: разговор пошел по второму или третьему кругу. – И больше вы ничего не знаете?

– Ну… – врач пожал плечами, – Шлиман подвинулся рассудком через пару дней после выхода из комы. Побеседовать с ним толком мы не успели… С тех пор мы его лечим больше из «спортивного» интереса… Конечно, я знаю, что бормочет Юрген, находясь в бреду или трансе. Однако, думаю, это не имеет никакого значения.

– И что же он бормочет? – поинтересовался Фертихогель.

– Всякую ерунду… – поморщился врач. – Такую ересь, что просто руки опускаются. Мозг серьезно поврежден. Бормочет про дверь, которую надо закрыть. Мол, ее никогда не следовало открывать. Это у него чаще всего бывает. Еще, случается, несет околесицу про то, что даже мысли о двери опасны. Потому что они всегда приходят на запах мыслей.

– Они? – переспросил майор ГСБ, чувствуя, как по спине пробежал холодок, ибо врач произнес это слово очень странным голосом.

– Они, – повторил Липински. – Кто «они» – не знаю. Я сказал так же, как говорит Шлиман.

– Понял, – Фертихогель вытер лоб. – И они приходят на запах мыслей?

– На запах мыслей о двери, – подтвердил врач. – Думаю, вы сами понимаете, какой чудовищный бред несет пациент. Просто не имеет смысла пересказывать…

– Да-да, конечно! – майор ГСБ почти не слышал Герхарда.

Пульс подскочил до двухсот, давление, наверно, стало таким, как при гипертоническом кризе. В голове Клауса крутился чудовищный паззл – набор мелких деталей, – и он вот-вот должен был сложиться в четкий, математически идеальный узор. Не хватало какой-то малости.

– Мне нужно говорить с Юргеном Шлиманом! – то ли попросил, то ли приказал майор.

– Пожалуйста… – врач страдальчески поморщился. Он очень не хотел вновь допускать полицейских или военных к пациенту, но отказать ГалаБезопасности не мог. – Только, сэр, я буду присутствовать при беседе. Извините, по-другому никак…

…За семь лет с момента катастрофы на «Медузе» Шлиман изменился не очень сильно. Клаус Фертихогель никогда не видел физика «вживую» – только на фотографиях из личного дела, а теперь убедился, что годы здорово сказываются на тех, кто активен, а вот на тех, кто лежит в коме или тронулся рассудком, – не очень. Видимо, когда все «заморочки» проходят мимо сознания, тело стареет не так быстро. И мозг, не устающий от груза ежедневных проблем.

Юрген Шлиман – все такой же высокий и худой, с редкими, почти бесцветными волосами – сидел в специальном кресле напротив офицера ГСБ. Серые блестящие глаза смотрели прямо на Клауса, но физик не видел собеседника, это точно. Он глядел сквозь визитера, будто того не существовало в природе.

– Юрген, мое имя – Клаус, – начал диалог Фертихогель, внимательно глядя в глаза собеседнику. Он стремился понять: слышит ли больной. – Я хочу с вами поговорить…

В зрачках Шлимана не появилось никакого ответного проблеска. Волна накатила на берег, ударила по камням, но превратилась в белую пену, лишь бессильно лизнувшую скользкое подножие гранитных валунов.

– Юрген, я знаю вашу главную мечту, – Фертихогель не собирался сдаваться после первой неудачной попытки. – Вы и Марк Айштейн всегда стремились открыть дверь в неизвестное. Открыть человечеству пути в другие измерения, в другие галактики и пространства.

Шлиман чуть заметно вздрогнул, услышав слово «дверь».

– Вы построили «Медузу», потому что верили: станете первыми. Откроете человечеству новые горизонты. «Медуза», Юрген… Помните?

Никакого отклика.

Клаус Фертихогель посмотрел на Герхарда Липински, но тот лишь молча пожал плечами, словно спрашивая: а чего вы ждали от тяжело больного человека?

– Юрген… – вновь начал атаку майор ГСБ. – Уверен, вы не могли все это забыть! Оно живет внутри, просто дайте дорогу. Космическая станция экспериментальной физики «Медуза»… Марк Айштейн… Януш Боку… Моника Траутман… Мечта открыть дверь… Прокол пространства… Научный эксперимент… Червоточина… Моника… Дверь…