Охота на мух. Вновь распятый

— Я и говорю о деле, чего ты дергаешься, как будто за хвост кто держит… Кирпика кто убрал?

— Люди Атабека! — опять потерял нить размышлений Геора Гимрия. — Я же тебе все это рассказывал!

— Не все! — прервал его бесцеремонно Геор. — Ты, например, не сказал самого главного для меня: исполнители в столице или улетели на родину?

— Здесь они! — Гимрия никак не мог сообразить: для чего Геору понадобились агенты Атабека. — Им приказали остаться.

— Понятно! — Геор желчно улыбнулся. — Готовил участь Кирпика своему зятю, как его там кличут-то?.. Мир-Джавад?

— Слушай, иди ко мне работать, генерала дам! — восхитился Гимрия.

— Я и так на тебя работаю!.. Или ты на меня! — хитро улыбнулся Геор.

— Но все же я тебя не понял! — вернулся к главному Гимрия.

— Имитация покушения на твоего обожаемого вождя! — коротко объяснил Геор.

Гимрия смертельно побледнел, ноги у него стали ватными, и он, как подкошенный, рухнул рядом с Геором в кресло. Обильный пот выступил у него на лице.

— Ты что, Геор? — с трудом произнес он дрожащими губами. — Об этом подумать страшно…

— Не серди меня, Гимрия! — закашлял Геор. — Я всегда знал, что ты — трус, но не до такой же степени!

— До такой! — вырвалось у Гимрии.

Геору стало жаль его.

— Бедный шалунишка! По твоим рассказам, как ты орудуешь у себя в подвалах, я о тебе составил другое мнение, прошу не разрушай его.

— Ащи! Что ты сравниваешь? Там они — в моей полной власти, а здесь — я в его! — признался Гимрия.

— Дурак! Кто тебя просит стрелять в вождя? Ты обделаешься при одной мысли об этом… Но застрелить напавшего заговорщика ты сумеешь, надеюсь? — раздраженно воскликнул Геор.

— Ты думаешь, так все просто? — вздохнул обреченно Гимрия. — Где я тебе возьму заговорщика? Из подвалов нельзя, следы приведут ко мне, агентов — еще хуже…

— А кто тебя просит подставлять под пули своих? Ты изловчись чужих работать на себя… Ты меня слушай, дурачок: твое возвышение — это и мое возвышение, твое падение — это и мое падение. Так что считай, что я работаю на себя. Выполнишь то, что я тебе нарисую, Атабеку хана, а ты — преемник! Устраивает?..

Серьезный тон Геора приободрил Гимрию, а перспектива стать преемником Гаджу-сана заставила превозмочь панический страх.

— Слушай внимательно! Возьмешь только одного своего агента…

И Геор долго, со всеми подробностями, раскрывал свой план покушения на Великого Вождя и Учителя…

Гаджу-сан любил торжественные приемы. Своих приближенных он уже хорошо изучил, а районное начальство знал хуже, и на расширенных приемах изучал лица и характеры тех, кто обязан был на местах проводить его политику, его строгую линию. И очень часто после больших приемов кто-то взлетал наверх, а кто-то падал так глубоко вниз, что и не видно, и не слышно было его иногда. Но такие взлеты и падения, стремительные и вызывающие зависть, были все же редки. Гаджу-сан большей частью просто тренировал свою память и умение психоаналитика.

Вот и сегодня, на торжественном приеме по случаю годовщины разгрома военного мятежа, были все командиры армий и дивизий, весь цвет новой армии, созданной лично Гаджу-саном, где каждый человек проходил строгое собеседование с самим вождем.

Гаджу-сан, привычно обведя взглядом верноподданные лица, неожиданно увидел выпадающее из общесчастливого сообщества лицо. Гаджу-сан сразу вспомнил этого генерала: начальника штаба армии Центра. Растерянность на его лице и нескрываемая боль в глазах насторожили Гаджу-сана, и он, ни секунды не раздумывая, подошел к генералу. Но тот настолько был сам в себе, что не заметил приближения вождя, пока он сам не обратился к нему:

— О чем задумался, генерал? — улыбнулся ласково Гаджу-сан. — Может, о новом заговоре?..

И так яростно сверкнули его желтые глаза, что находившиеся поблизости другие генералы поспешили убраться на безопасное расстояние.

Но генерал не испугался.

— Моя верность вам, ваше величество, доказана! А думаю я о своем несчастном сыне, о том, что ему осталось жить несколько дней…

— Рак? — смягчился Гаджу-сан, уважая чужое горе.

— Хуже! Его приговорили к смертной казни.

— Заговорщик? — вновь насторожился Гаджу-сан.

— Что вы, ваше величество! Я своему сыну дал достойное воспитание! Первое слово, которое он произнес младенцем, — было ваше имя!

— Значит, убийца?

— Увы, мой вождь!

— Расскажи!

Генерал прослезился от такого проявления заботы, достал платок и вытер глаза.

— Я не буду пытаться убедить вас, мой вождь, что мой мальчик не виноват. Я прошу вас, ваше величество, только о снисхождении, о вашей известной всем порядочным людям гуманности…

— Не тяни кота за хвост, рассказывай!