— Мой человек решил это выяснить, а на следующее утро его выловили из реки километров за двадцать от столицы вниз по течению, и я подозреваю, что эти километры он проплыл не свободным стилем и даже не кролем.
Мир-Джавад размышлял над услышанным. Васо тоже замолчал и уставился на него. Такая тишина воцарилась в комнате, что Васо не выдержал и рассмеялся:
— Полицейский родился!
— Ты напрасно смеешься, дело-то серьезней, чем я предполагал! — откликнулся Мир-Джавад, как будто только он и ждал этого смеха. — Либо там, у Гимрии, явочная квартира, где он принимает своих агентов, очень высоко стоящих, либо там живет человек, спокойствием которого и безопасностью Гимрия дорожит, как собственным.
— Ты мне поможешь?
— Обязательно! — озабоченный тон Мир-Джавада говорил о серьезности положения. — Ты, очевидно, не отдаешь себе отчета, что прежде чем отправиться в свое последнее плавание, твой агент, я уверен в этом, все рассказал…
— Он ничего не знал!
— Для Гимрии достаточно и того, что ты его послал. — Мир-Джавад достал из бара бутылку коньяка. — Выпей, успокойся!.. Сказал тебе: «помогу!» — значит, помогу. Мои мальчики все, что хочешь, узнают. Вот только что?..
Васо выпил коньяк.
— Что «что»?
— Узнать что хочешь?
— Понимаешь, не верю я Гимрии, что Атабек организовал покушение на отца. Если бы это было правдой, Гимрия хоть одного из покушавшихся оставил бы в живых, а он прикончил всех, даже своих агентов. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Мир-Джавад молчал. С одной стороны, его как никого другого устраивала версия о покушении на Вождя, где организатором выставили Атабека, но с другой… то, что Васо влез в святая святых Гимрии, сулит ему в ближайшем будущем внеочередной приступ белой горячки, который ему не пережить, а это, в свою очередь, лишает Мир-Джавада не только единственного друга.
— Слушай меня внимательно: ты больше ни во что не вмешиваешься! Я займусь этим делом. Помни, что твоя жизнь висит на волоске, и отец не поможет. Гимрия его боится, поэтому ты пока и живешь, но если прижмешь его своими расследованиями, то знай: загнанный в угол хищник свирепеет и становится бесстрашным… Хочешь совет?..
— Валяй! Засилие советов.
— Три дня не пей!
— Да ты что?.. Считаешь, так серьезно?
— А ты представь себе, что будет, если Солнце планеты узнает об участии Гимрии в этом фальшивом покушении?
— Так ты тоже считаешь, что оно было фальшивым?
— Э! Понять его можно, оправдать нельзя. Правда, опасности для Отца всех детей мира не было никакой, но действовать так нагло…
И в голосе Мир-Джавада зазвучали завистливые нотки…
Васо не выходил из дворца и велел убрать из его комнаты все запасы вина. Гаджу-сану сразу же доложили об этом. Он так этому удивился, что впервые в жизни сам пошел к сыну. Застав его читающим Монтеня, застыл, забыв зажечь погасшую трубку. Осмотрел всю комнату, не найдя даже пустой бутылки, обычно батареями стоявшими по углам, развел руками и сказал с особой нежностью в голосе:
— Ты поразил меня в самое сердце… Идем, я хочу с тобой посоветоваться…
В кабинете Гаджу-сан вспомнил наконец о трубке, зажег ее и с удовольствием закурил.
— Как ты думаешь: отдать Гурама или нет?
Васо не стал скрывать от отца, что он в курсе дела, и просто встал на защиту Мир-Джавада.
— А выбора нет: либо живет Гурам, тогда Мир-Джавад через месяц умрет от воспаления левого уха, или Мир-Джаваду отдай Гурама… Я мог бы тебе сказать, что Гурам хотел отравить меня по приказу Гимрии, но документального подтверждения пока нет, а ты ведь у нас «Отец справедливости»!
Гаджу-сан странно усмехнулся при этих словах, вспомнив библию: «и когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка, святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число»…
Увидав его усмешку, Васо побледнел.
«Один из них обречен! — подумал он. — Который?»
Гаджу-сан молчал… Затем подошел к лежащим на столе бумагам, привезенным Мир-Джавадом, и начертал на них широко: «утверждаю»… Затаив дыхание, Васо подошел к столу, но, увидав резолюцию, подпрыгнул от радости, завизжал и сделал то, что не делал уже с раннего детства: поцеловал отца.
А Мир-Джавад трудился: первым делом он вызвал в столицу своих самых опытных агентов, проверенных им не раз, на которых он мог положиться, как на самого себя. И вместе они стали разрабатывать план по спасению Васо. Против Гимрии Мир-Джавад ничего не имел, даже наоборот, чем-то друг другу симпатизировали. Но терять Васо Мир-Джавад тоже не хотел. Таких друзей тяжело терять. И не выгодно.
— С чего начнем? — задал риторический вопрос Мир-Джавад.