Охота на мух. Вновь распятый

Гимрия, после организации покушения, стал одним из первых вельмож, любимцем Гаджу-сана. Великий не забыл, как Гимрия, рискуя собственной жизнью, закрыл его от пуль террориста грудью, пусть даже в бронированном автомобиле. И Великий инквизитор лелеял в душе сладкие надежды стать наследником, а его друг Геор умело подогревал эти надежды. Геор уже давно советовал Гимрии организовать еще один, последний, приступ белой горячки у Васо ибн Гаджу-сана, но у Гимрии волосы дыбом встали от одной мысли, настолько кощунственной она ему показалась, чтобы причинить хотя бы малейший вред Отцу вселенной.

А Васо страдал, он действительно не мог забыть Ою. Другие женщины, даже девственницы стали вызывать у него раздражение. Искусниц Бабур-Гани он обозвал шлюхами и, напившись как-то, сильно поколотил, — да так, что они оставались месяц без дополнительных заработков. И только в обществе Мир-Джавада, свидетеля его первой „встречи“ с Оей, Васо находил некоторое утешение…

Бродя бесцельно по дворцу, Васо зашел раз в кабинет отца. В полумраке, хотя наступили сумерки, свет в кабинете не горел, он разглядел неподвижное тело отца: он откинулся в кресле, и глаза его были закрыты. Васо сразу вспомнил, как отец ему сказал: „если я умру, то только в этом кабинете, сидя в кресле, и никто без вызова не сможет ко мне зайти, кроме тебя одного, запомни это“. Поэтому Васо, испугавшись, с криком бросился к отцу, но тут же зеленые глаза вождя сверкнули даже в полумраке, словно взгляд совы.

— Сын мой! Отдай сердце твое мне, и глаза твои да наблюдают пути мои: потому что блудница — глубокая пропасть, и чужая жена — темный колодезь; она, как разбойник, сидит в засаде и умножает между людьми законопреступников. У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином; которые приходят отыскивать вина приправленного. Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно; впоследствии, как змей, оно укусит и ужалит, как аспид; глаза твои будут смотреть на чужих жен, и сердце твое заговорит развратное; и ты будешь, как спящий среди моря и как спящий на верху мачты. И скажешь: „Били меня, мне не было больно; толкали меня, я не чувствовал. Когда проснусь, опять буду искать того же“…

Васо съехидничал:

— В тебе погиб первосвященник, ты здорово умеешь находить нужные места в библии, неужели заставляли всю наизусть учить?

— Я слышу в твоей непочтительности боль души, и это меня радует! — не ответил на вопрос сына Гаджу-сан. — Если в тебе пробудилось лучшее, возьмись за ум, прекрати пить, у тебя уже один приступ белой горячки был… Неужели ты всерьез думаешь, что престолонаследником может быть законченный алкоголик?.. Кстати, за последнее время ты ни разу не говорил со мной об этом.

— А какой смысл говорить с тобой? — обиделся Васо. — Ты смотришь в рот этому вруну Гимрии, кормит меня, сукин сын, одними обещаниями, и слушаешь только его…

— Он, а не ты закрыл меня своей грудью от пуль! — укорил сына Гаджу-сан. — Не забывай об этом.

— В бронированном автомобиле это легко сделать. Ты никогда не задумывался, почему все нападавшие были убиты?

Гаджу-сан резко и недовольно сказал:

— Такие обвинения выдвигают, имея серьезные улики на руках. Не пользуйся тем, что ты мой любимый сын!

— А нелюбимый — не сын?

— Васо! Это удар ниже пояса!

— А ниже пояса только в этом и участвует. А улики я тебе достану, я знаю, к кому мне обратиться за помощью…

— Обращайся! — внезапно успокоился Гаджу-сан. — Можешь передать тому, к кому ты будешь обращаться, что я им доволен. Поступления увеличились вдвое, неужели Атабек столько крал?.. Да, заодно узнай у него деликатно: почему это все так боятся вызова к нему в кабинет? И почему люди умудряются заходить к нему в кабинет, но забывают оттуда выходить? Расщепляет он их на атомы, что ли? Или распыляет? Или превращает в пар?.. Может, ему пора давно государственную премию давать за это научное открытие?

Васо рассмеялся и пообещал.

В кабинет Мир-Джавада действительно стали ходить, как на плаху: то ли помилуют, то ли нет. Многие были свидетелями, как в кабинет входили совершенно здоровые, жизнерадостные люди, а обратно не выходили. Иногда один за другим: заходили и исчезали. Но так было, правда, редко, когда Мир-Джаваду нужно было ликвидировать какой-нибудь клан, вырезать его целиком. А светлейшему задавать вопросы было как-то неудобно, неудобно в том смысле, что один, который рискнул задать такой богопротивный вопрос, ответа так никому и не рассказал, сам исчез. А через некоторое время Мир-Джавад наивно спрашивал:

— Слушай, э, клянусь отца, давно не видел Махмуда!..

Или черта лысого, или дьявола косого. Слушал подобострастные ответы: мол, этот исчез, тот пропал, третий растворился. И удивленно качал головой:

— Клянусь отца! Пройдоха всех перехитрит. Главное в профессии вора — вовремя смыться!