Охота на мух. Вновь распятый

— Если бы ты спросил: где здесь живет одна порядочная, я бы смог тебе ответить — вот, здесь, в этом доме, парализованная с детства. А шлюх в этом районе в каждом доме хоть пруд пруди. Тебе какую: молодую, старую, блондинку, брюнетку, рыжую?

— Блондинку! — обрадовался Булов. — На мою первую жену похожа.

— Я с твоей первой женой не спал, со второй тоже, опиши свою первую жену, может, мы по ней твою шлюху найдем.

— Стройная, высокая, молодая, лицо еще такое, интеллигентное, глаза — две синие звезды…

— Ну, забрало, поэт! — рассмеялся полицейский. — Это Кэто, дочь врага народа, смотри, завербует тебя… в шпионы. Садись, отвезем.

Где-то неподалеку послышались пистолетные выстрелы.

— Опять начинается! — возмутился полицейский. — Садись быстрее, говорю, отвезем к синеглазой.

Булов быстро шмыгнул в полицейскую машину, и уже через пару минут, Булов, оказалось, кружил все возле дома Кэто, они были на месте. Полицейский первым поднялся по лестнице и что есть силы забарабанил в дверь. За дверью царила мертвая тишина.

— Кэто, открывай!

Полицейский мощным кулаком, как кувалдой, бил в дверь.

— Заснула она, что ли, чертова шлюха!

Было три часа ночи. Булов стоял за широкими плечами полицейского, дрожал как осиновый лист, проклиная свою любовь к приключениям. Минут десять за дверью не подавали признаков жизни, и все эти десять минут полицейский равномерно бил своим страшным кулаком в дверь. Наконец, за дверью послышался недовольный голос Кэто:

— Другого времени ходить в гости не нашел?

Дверь открылась, испуганная Кэто выглянула в щелочку и, увидев полицейского, завопила:

— Какого черта…

— Открывай, открывай, ведьма!

Кэто распахнула дверь и завопила еще громче:

— Сколько раз тебе говорила, чтобы ты не приходил среди ночи, сутенер проклятый!

— Заткни глотку, я по делу. — Полицейский приоткрыл Булова. — Это твой клиент?

Тут только Кэто разглядела за широкой спиной полицейского дрожащего Булова и захохотала, аж слезы градом покатились из глаз. Полицейский, не обращая на ее смех ровно никакого внимания, втолкнул Булова в комнату и ушел, закрыв за собой дверь. А Кэто все смеялась. Как взглянет на почти голого Булова, так новый взрыв хохота сотрясал ее.

Замерзший Булов бросился стремглав в постель, отогревшись в теплой постели и перестав лязгать зубами, он огляделся и заметил, что его одежда исчезла.

— Э, а где моя одежда? — удивился он.

Кэто еще больше перегнулась от хохота.

— Ой, не могу, умру сейчас…

— Слушай, не умирай, куда ты дела ее? — забеспокоился Булов.

— Я твою одежду сожгла, в печь бросила, все сожгла.

— Ты что, с ума сошла?

— Ты сам виноват. — Кэто перестала смеяться. — Полчаса спустя я пошла тебя искать, думала, может, в яму свалился, там доска сгнила совсем. В уборной тебя не было, в яме тоже, походила, покричала, нигде нет тебя, вернулась домой в тревоге, каждое утро у нас находят хотя бы один труп, а сколько не находят?..

— А причем моя одежда? — удивился Булов.

— Стрелять начали, потом полиция, я не знала, кто приехал, думала, найдут твою одежду и мне каюк, по этапу, прости-прощай мой край родной. Все бросила в печку, так сильно колотили в дверь, что голос я услышала, когда подошла открывать, да и поздно все равно было, я одежду для верности керосином обожгла, чтобы быстрее сгорела.

— В пиджаке рукопись была.

— Была, да сплыла, — обозлилась Кэто. — Ты не знаешь, что такое «большой шмон». Найдут любую мелочь, мне конец, раздуют политическое дело.

Булов затосковал. Жаловаться было бесполезно, да и кому, если полицейского зовут «сутенером».

«Ладно, — подумал он, — скажу, что отдал Касыму рукопись, все равно Касым дерьмовые произведения Эйшена не читает».

Утром Кэто принесла старые брюки и рубашку, одолжила у соседки, и Булов поплелся домой, ежесекундно сверяя дорогу с планом, нарисованным Кэто, чтобы вновь не заблудиться.