Охота на мух. Вновь распятый

Ошеломленный Кирпик не в силах был вымолвить ни слова, отдал ключи от сейфов, где хранился весь набор компрометирующих актов на всех соратников Гаджу-сана, и уехал на новое место службы, далеко от столицы, имея в кармане лишь порнографические фотографии Гимрии… И как неслыханную удачу Кирпик воспринял весть о назначении на место Великого инквизитора Гимрии. Однако целых три года Кирпик не мог решиться на шантаж, но властолюбие — неизлечимая болезнь, единственная болезнь, которой рады…

И вот сломленный Гимрия приехал утром к Кирпику и признал себя побежденным.

— Скоро я найду удобный повод и подам в отставку! — сокрушался он.

А Кирпик, словно токующий глухарь, ничего не видел и ничего не слышал. И не уступал.

— Нет! — говорит. — Давай сейчас!

— Сейчас неудобно! — уговаривал его Гимрия. — Подожди, хотя бы съезд партии эмира пройдет.

— Нет! — уперся Кирпик. — Давай сейчас!

И ножкой топает, грозится. А Гимрия, естественно, бледнеет и, заикаясь, умоляет Кирпика:

— Подожди!..

Но Кирпик неумолим. И считает, что он на правильном пути. И в тот же день, словно подтверждая это, ему звонит Гаджу-сан.

— Слушай, Кирпик! Гимрия принес сегодня мне справку от врача: у него лейкемия, просит отпустить с поста Великого инквизитора полечиться. Придется тебе, дорогой друг и товарищ, оставить свою легкую службишку и вновь взвалить на себя, на свои сильные плечи ярмо государственных забот. Я уверен, что ты сделал правильные выводы из нашей последней беседы.

— Великий!., да я… — зашелся от радости Кирпик. — Умру скорее, чем уклонюсь хоть на волосок от ваших прямых указаний… Как скажете, так и будет…

— Приезжай! — милостиво разрешил Гаджу-сан и повесил трубку.

А Кирпик несколько минут вслушивался в короткие гудки, не решаясь положить трубку. Только теперь он убедился, что победил Гимрию, и все вокруг так закружилось перед глазами от радости, что Кирпик опустился прямо на ковер возле телефона.

Собраться в дорогу для него было делом быстрым, слуг много. Из тщеславия, взыгравшего вдруг в нем, он чуть было не взял с собой фотографии, изобличающие Гимрию, но вовремя спохватился.

«Я еще успею позабавить Светлейшего этими фотографиями», — верно подумал он.

И уехал в столицу на собственной машине, буркнув недовольно под нос: «надеюсь, это последняя поездка на собственной машине, когда я сам себе шофер»…

Он великолепно водил машину. По недавно построенному шоссе ехать было одно удовольствие, гудроновое покрытие даже слегка амортизировало, вести машину было легко и приятно. Навстречу шла колонна новеньких, только с завода, грузовиков. По включенным фарам можно было догадаться, что идет перегон порожняка. Колонна двигалась на малой скорости, впереди шоссе было до горизонта пустое, и Кирпик, не сбавляя скорости, мчался мимо колонны, торопясь к обещанной награде.

Внезапно из-за хвоста колонны выехал огромный самосвал и, решив, очевидно, обогнать колонну, помчался прямо в лоб Кирпику. Тот от неожиданности забыл даже нажать на тормоза, так на полном ходу и врезался, лоб в лоб, в самосвал. Удар был настолько сильным, что машина Кирпика сложилась гармошкой, контакты сирены, которой были снабжены все правительственные машины, замкнулись в жуткий рев, словно Кирпик с машиной образовали одно страшное чудовище, и оно, раненное, кричало от жуткой боли. Водитель самосвала выскочил из кабины и удрал в лес.

Но Кирпик уже всего этого не видел, как не видел и тех торжественных своих похорон по высшему разряду, когда в почетном карауле у гроба, возвышающемся на постаменте Центрального дома культуры инквизиции, стояли по очереди все высшие руководители страны, и даже сам Гаджу-сан постоял у закрытого наглухо гроба, куда были положены вырезанные автогеном бренные останки бывшего Великого инквизитора, и подумал:

— Не по грехам такая легкая, мгновенная смерть!..

В доме Кирпика, под видом ремонта, произвели большой шмон: вскрыли полы и стены, и в бетонированном погребе обнаружили тайник, в котором и хранились в стальном ларце фотографии Гимрии и еще другие, менее важные, но все же представляющие для Гаджу-сана некоторый интерес.

Мир-Джаваду ничего не оставалось делать, как лететь домой. Уже по дороге на аэродром и в полете он начал обдумывать детали того плана, о котором он мельком упомянул в разговоре с Васо. Приземлившись, Мир-Джавад сразу же поспешил в инквизицию, не заезжая домой. В отдельном сейфе, строго засекреченном даже от своих заместителей, Мир-Джавад держал список своих самых ценных агентов. И среди них был председатель союза горняков Шеффер. Чтобы пробиться на этот значительный пост, Шеффер во время подавления мятежа пришел к Мир-Джаваду и предложил ему сделку: он будет его агентом, а Мир-Джавад уберет все руководство профсоюза. Мир-Джавад сразу согласился, правда, умолчав о том, что это сделать ему слишком легко, все старое руководство профсоюза, в том числе старый друг и сподвижник Гаджу-сана, были приговорены, но кроме Мир-Джавада пока об этом никто не знал. И Шеффер стал председателем, а старое руководство профсоюза исчезло в глубине острова Бибирь.