И вот теперь, как считал Мир-Джавад, настало время расплаты. Шеффер должен был спасти Мир-Джавада, иначе Мир-Джавад поклялся прихватить Шеффера на тот свет.
На телефонный звонок ответил сам председатель. Услышав голос Мир-Джавада, Шеффер чертыхнулся в душе, но льстивый голосок его налился медом:
— Как здоровье, дорогой? Что скажешь хорошего?
— Встретиться надо! — отбросил лирику Мир-Джавад.
— Где? — скучно спросил Шеффер.
Последнее время связь с Мир-Джавадом начала его уже тяготить, и он задумывал переметнуться на сторону Атабека, но предшественник Шеффера был из отряда Атабека, и только боязнь повторить его судьбу удерживала пока председателя профсоюза горняков.
— Может, в ресторане посидим? — предложил Шеффер, любивший сытно поесть.
— Не дури! — грубо приказал ему Мир-Джавад. — Приезжай ко мне на дачу. Поздней осенью побережье всегда пусто. Да, хочу тебя предупредить, чтобы явился один, без своей многочисленной свиты.
— А не опасно ли? — засомневался мнительный Шеффер.
— Опасно для тебя не слушаться! — пригрозил Мир-Джавад.
И вновь Шеффер тоскливо подумал, что пора переметнуться… Но Атабек был пока в столице, а от этого маньяка, как называл шефа Шеффер, пахло смертью.
И председатель профкома союза горняков сел за руль личного роскошного «кадиллака» и поехал на встречу.
— Тигра дергать за хвост лучше, когда он спит в клетке! — так успокаивал себя Шеффер во время довольно долгой дороги.
Но всякой дороге приходит конец, и председатель профсоюза увидел перед собой главную дачную резиденцию Мир-Джавада, стоившую по завистливым свидетельствам два с половиной миллиона долларов или в любой, другой твердой валюте.
Мир-Джавад, пока поспевал обед, водил его по даче, как это принято в лучших домах, а председатель рассыпался в похвалах. Вот только несколько удивился, когда увидел, что на стол накрывают охранники, а из прислуги никого нет.
— Однако! — заволновался Шеффер. — Предстоит очень важный разговор. Конфиденциальный! — не удержался и вставил свое любимое слово неисправимый болтун.
Был один из последних теплых дней, и поэтому стол накрыли в саду. Но как только Мир-Джавад и Шеффер сели за стол, председатель понял, что не только поэтому: охранники предусмотрительно отошли на такое расстояние, когда их было видно, но им не было ничего слышно.
— Прислуги нынче нет! Ухаживай за собой сам!
Мир-Джавад наполнил деликатесами тарелку до верху, налил себе водки, выпил и стал жадно есть, нисколько не заботясь о госте. Но тот и сам последовал примеру хозяина, и несколько минут за столом царило молчание, прерываемое лишь позвякиванием столовых приборов, хрусталя да почавкиванием двух любящих хорошо поесть мужчин.
Насытившись, Мир-Джавад первым делом посмотрел, на месте ли охрана, не подслушивает ли кто.
— Хорошо сидим? — спросил он гостя, торопливо доедающего последний кусок.
Тот с набитым пищей ртом промычал что-то, похожее на «хорошо», и закивал согласно головой.
— А ты знаешь, что нас с тобой могут через неделю застрелить? — продолжил, улыбаясь, Мир-Джавад.
Шеффер поперхнулся и долго кашлял, запивая вином застрявший поперек горла кусок.
— Шутите, шеф? — спросил он, откашлявшись.
— Ни капельки! Нам с тобой осталось жить ровно неделю!.. Если… — и Мир-Джавад многозначительно промолчал.
— Что если? У меня жена, дети, кто их будет кормить? — с надеждой взмолился Шеффер.
— Если — это если! — усмехнулся Мир-Джавад. — Надо устроить небольшую заварушку.
— Восстание? — побелел от страха Шеффер.
— Тоже мне предводитель рабов нашелся! — презрительно протянул Мир-Джавад. — Зачем восстание? Считай, что я от тебя такого слова не слышал… Слушай, дорогой, ты заставляешь меня совершать должностное преступление: как начальник инквизиции я обязан тебя арестовать… Да, именно, обязан! Но не буду… Поднимешь рабочих на демонстрацию протеста, соберешь тысячи, чем больше, тем лучше, и поведешь их в город: с лозунгами, славящими Великого Гаджу-сана, с его портретами, со знаменами…
— А повод какой я им придумаю? — взмолился Шеффер. — Повод-то должен быть?
— Если повода нет, то его организуют… Например: завтра же исчезнут продукты, послезавтра не привезут зарплаты рабочим, а ты и твои люди будете говорить, что это Атабек специально вызывает недовольство, интригует против отца родного, Гаджу-сана, и призывайте их к мирной демонстрации протеста.
— Трудно будет, шеф! И не опасно ли? Я все силы трачу, чтобы заставить рабочих смириться со своим положением полурабов, говорю, говорю им, что это временные трудности, мол, потерпите, а скоро рай наступит. Не получилось бы худа! — заюлил Шеффер.
— Не юли! — жестко отрезал Мир-Джавад. — Знаешь, кто сказал: «после нас хоть потоп»?.. Нет? И я не знаю, одно ясно, что из окружения Великого Гаджу-сана, неглупый человек, сразу видно… Ты делай свое дело, а я буду делать свое, если оба культурно постараемся, то оба будем живы. Понятно?
— Понятно-то понятно, но если народ не пойдет «качать» права? — тихо, как бы про себя, прошептал Шеффер.
Но Мир-Джавад его услышал.
— Тогда ты первый отправишься к аллаху вестником, что вскоре последую я.