Охота на Нострадамуса

Все повернулись в указанном направлении, и в следующее мгновение в ангаре воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь едва слышным жужжанием трудящегося сканера, слой за слоем продолжавшего детально прощупывать помещение, словно ресторанный шеф привычными движениями листик за листиком «раздевал» кочан капусты. Люди молча смотрели на плавно открывающуюся картину, словно перед ними поднимался театральный занавес, знаменуя собой начало представления. Стоящий рядом с замершей Кейт Муни не заметил, как отвалилась налипшая на нижнюю губу сигарета, спикировавшая на пол и откатившаяся к ботинку.

– Вот оно, – чувствуя, как внутри все сжимается, завороженно прошептала девушка.

В навалившейся тишине любой звук раздавался резко и звучал, словно выстрел из пистолета в пустой бочке. Кейт разжала кулаки, почувствовав, как налетевший в щели ворот ветерок лизнул вспотевшие пальцы, подрагивающие от предвкушения. Прозвучал тихий писк, и сканер закончил обрабатывать помещение. Лазерные лучи исчезли, оставив после себя медленно исчезающие изображения на слоях.

– Предпоследний слой зафиксировать, – Паташик опомнился, едва успев дать команду согласно пикнувшему сканеру, из щупалец которого послушно брызнули лазерные лучи, сконцентрировавшись на стене, где за слоем копоти и свеженанесенной краски они увидели это.

В ангаре никто не двинулся, словно он за сутки превратился в склад, где хранились бесхозные одетые манекены.

– Пресвятая Дева Мария, – оглядев открывшуюся картину, не поворачивая головы, едва слышно пробормотал Муни. – Он же настоящий псих!

Глава третья

Мистер Дрема, пришли же мне сон,

И пусть он будет сладчайшим из всех.

Обрати его в пару лепестков розы и клевера

И поведай ему одному о тяготе одиночества.

Дрема, я так одинок,

Никто не набирает мой номер.

Прошу, направь на меня свой магический луч.

Мистер Дрема, пошли же мне сон.

The Chordettes. «Мистер Дрема»

Монотонное дребезжание вагонов несущейся за окном электрички заставляло Дениела скрежетать зубами и каждый раз снова и снова накрывать голову слежавшейся, вручную застиранной подушкой с такой силой, словно он хотел оставить на ней отпечаток своего лица. Когда же этот кошмар закончится? Ну и райончик. Ладно, он готов потерпеть для дела. Шуму с исчезновениями денег наделано немало, и по его следу наверняка уже идут ребята из конторы.

– Ничего, дочка. Осталось совсем чуть-чуть.

Нашарив на полу стакан, Дениел сел и долил в него остатки из полупустой бутылки. Может, хоть алкоголь поможет ему, наконец, забыться. Тусклый электрический свет из окон проносящихся вагонов размеренно метался от стены к стене, словно Дениел находился рядом с гигантским дискотечным стробоскопом. Как жук в коробке с просверленными дырочками, сквозь которые дети пугали насекомое фонариком, водя им из стороны в сторону. «Какой идиот вообще может к этому привыкнуть?» – с досадой думал он, вспомнив слова одного умника, нахваливавшего подобные районы, в очереди на биржу труда, куда он ради интереса наведался, пока заметал следы. Ненависть, пьянство, расизм и безработица. Страна катилась ко всем собачьим чертям. Увиденное вновь наполнило его решимостью, отступившей было после ранения во время перестрелки у инкассатора. Унылое, зажравшееся стадо. Им всем было нужно открыть глаза…

Дурум-ту-дум! Дурум-ту-дум! В открытую форточку вместе с ветром, качнувшим тонкую китайскую занавеску, пахнуло ночной прохладой спящего города. Повеяло закусочными, бензином, сладкими грезами и безутешной тоской, миллионами человеческих жизней и мириадами неискупленных грехов. Отмоленных и не очень. Забытых и отмщенных. Все эти нескончаемые следы пребывания рода человеческого, которые не способен был скрыть даже обманчиво-безмятежный полог темной ночи.

– Грехи – это единственное, что мы оставляем на этой земле, да, детка? – ни к кому не обращаясь, Дениел залпом осушил стакан.

Наконец последний вагон пронесся мимо, и он устало поправил подушку, вслушиваясь в затихающее дребезжание сервиза за соседской стенкой. На лестнице скрипнула дверь, послышалась неразборчивая китайская речь. Мужчина и женщина, судя по голосам, явно «местные», о чем-то ожесточенно спорили, затем послышалась возня и сразу же несколько звонких шлепков. Пружинисто подскочив с кровати, Дениел быстро пересек крохотную каморку, выделенную ему под квартиру, и прислонился к стене, стараясь рассмотреть коридор через узкую полоску света между дверью и косяком. Снаружи сладковато пахнуло кальяном, легонько защекотав ноздри, – где-то курили опиум. Одна рука проверила цепочку на замке, другая потянула из-за ремня нож, вдруг застыв на половине пути.

Нет. Нельзя.