– Твоя, наша. Ты, я, – нетерпеливо отмахнулся Фарид, одергивая костюм. – Да я даже не знаю твоего настоящего имени.
– Я же сказал, зови меня Боб, – засовывая в умывальник сковородку с чашкой, отозвался Дениел.
– Пф! Боб. Охренеть как оригинально. Не смеши меня, – Фарид снял очки и посмотрел на Дениела неподвижным взглядом расширенных зрачков мясника-наркомана, который рутинно каждый день рубит головы еще живым птицам. – С конспирацией у тебя явно проблемы, парень. Еще скажи, что внизу так же записался, а? А может, ты вообще коп? На службе у звездно-полосатой свободы полным-полно таких вот простаков, возомнивших себя капитанами Америки!
Верно. Регистрируясь на ночлег, Дениел не назвал настоящего имени суровой пожилой тетке с тяжелым, потерянным взглядом, смотревшей исподлобья поверх распечатанной на принтере надписи «ресепшн». Хотя кому какая разница, под каким именем ты переночуешь в дешевой комнатушке над борделем. С девчонкой или парнем. Один. С мешком денег или травы. Да к черту вопросы. Лишь бы деньги платил.
– Я не коп.
– Ну, тогда порядок, брат, мне сразу полегчало! – Фарид развел руки в деланом изумлении. – Боб, Роберт. Шмоберт. Да ты на себя в зеркало посмотри. На лице же написано – ни семьи, ни постоянной работы, ни жилья. А все Бобы сплошь «ботаники» и очкарики. Не-ет. Ты скорее Дэйв. Или Дуглас. Может, Даг…
Дениел вздрогнул, на мгновение перестав запихивать в лежащую на кровати сумку одежду, под которой был упакован бережно завернутый в полотенце планшетник.
– Нет у меня жены, – застегивая молнию, огрызнулся он. – Ни жены, ни семьи. Никого! Я сам по себе.
– И что? Пусть даже так, – не спорил Фарид. – Твоя жизнь только в твоих руках, и больше никого. Не позволяй ее отнимать у тебя.
– Это уже сделали.
– Ты боишься своего имени? Почему? – продолжал говорить араб, а Дениела не покидало неприятное чувство, что из него по кусочкам выбивают признание. – Им тебя наделил отец, когда тебя родила мать, дав жизнь и сделав человеком. Нас с детства уважают чтить родителей и память о них. Чтить семью. А вы вымираете вот здесь, – Фарид ткнул Дениела пальцем в грудь. – И поэтому вы слабые. В нас с тобой нет ничего плохого. Изначально мы не враги, хоть и принадлежим к разным обществам. Мы никто, так, плоть и мясо, частички этого мира. Со своими тараканами, грехами и амбициями. И в то же время мы – часть гармонии. Но вашей стране не нравится, когда кто-то не похож на нее. Вы на дух не переносите, когда не слушаются ваших надуманных и лживых принципов, которые вы так старательно пытаетесь навязать всему остальному миру, под маской могущества скрывая свою уязвимость. Вы не приемлете, когда кто-то не похож на вас. А сами гордитесь чем – вымышленной историей, построенной на лжи, да парой ядерных пукалок, которые готовы наставить на любого, кто, не дай бог, щелкнет по носу. Как дети в песочнице. Погрязли в порнухе и фаст-фудах, забыв вкус настоящей еды, а потом плачетесь, что в стране восемьдесят процентов населения жиртресты. Послушное, неуклюжее стадо, которым легко управлять.
– Я этого не говорил, – сказал Дениел. – И я не люблю фаст-фуды.
– А это и не нужно. Это у тебя в крови, – покачал головой Фарид. – Все американцы поражены этой болезнью с рождения. Вы передаете это по генокоду родителей, вместе с молоком матери. Вы везде и во всем должны всегда находиться первыми. Школа, работа, война. Никсону переклинило крышу, и вы дали миру Вьетнам. Вам показалось мало нефти, и вы вошли в Ирак. А затем смело убеждали народ в своей правоте, штампуя патриотические киношки. Громкие фразы и смерть под хруст попкорна! Ла-ла-ла! Вертолетики с силиконовыми героями летят в закат под глупую музычку. В задницу вранье! Вы сами пропагандируете массовое насилие, а потом удивляетесь, почему ребенок притащил в школу ствол и устроил кровавую баню. Я знаю, что такое смерть, голод и страх. Видел выгребные ямы, доверху наполненные телами расстрелянных детей. Знаю, на что способна вся эта шваль, гордо именующая себя солдатами и миротворцами. Но то, что задумал ты, это не просто чудовищно. Это предел.
– Так говорит Аллах? – искренне удивился Дениел. – Или ты меня осуждаешь?
– Аллах уже все сказал, – покачал головой Фарид. – Наш черед. Если все, что ты рассказал, правда, мы поможем тебе.
– Тогда зачем вы это делаете?
– У каждого своя дорога. У нас и у тебя. Ты сам к нам пришел, – Фарид приблизился к Дениелу, застегнувшему сумку, и внимательно посмотрел в глаза. – Принес предложение, и Сарбук решил переговорить с тобой. Только об этом. Остальное – наши дела, – он сверился с часами. – Нам пора, и так задержались. Бесплатный совет – только не вздумай врать Сарбуку. Он не я. Он страшнее. Так что говори, как есть. Если хочешь с нами работать и…
– Что? – смело отвечая на хищный взгляд, усмехнулся Дениел, закидывая на плечо сумку. – Жить? Ты это хотел сказать?
– Ты меня понял, – ответил Фарид, снова надевая на глаза очки.
– И что с того? Это моя война.
– Теперь и наша. Судьба теперь у всех общая. Готов? Тогда поехали.