– Ишицу, умирая, попытался завладеть моим телом. Не вышло, – эльф выпустил снежок из ладоней. – На рукояти остались мои эмоции, перемешанные с его желаниями.
– Ты почему молчал? Почему не говорил, что тебе плохо?! – вскричала Алесса.
– Зачем? – аватар безразлично пожал плечами. – Я сильнее его. Это всё, что ты чувствовала?
– Да.
Вилль удовлетворённо кивнул и, хрустя осколками на полу, пошёл к люку. По пути он захватил пустое ведро.
– Хорошо. Знаешь… Я думаю, Теофан видел некий символизм в триединстве жертв. Любовь, ненависть и жадность… Я наберу воды – пригодится.
– Да, – Алесса немного растеряно огляделась. – А веник? Веник есть?
– Я покажшшу, – невесть чем довольный Симка сверкнул горящими глазами.
Эльф прикусил губу, а затем поставил ведро и решительно выложил на стол учебник по зельеделанию. Рукояти, напротив, заткнул за пояс.
– Вот, посмотри, он не опасен, – Вилль ободряюще улыбнулся. – Только не надо совать голову в печь, чтобы проверить, не засорилась ли труба. Обещаешь?
Общественный «журавль» был некогда выстроен для потребностей городской стражи и находился всего в двух шагах от караулки. Но аватар не торопился, сейчас ему было необходимо хоть ненадолго остаться одному. Впрочем, одиночество было скорее относительным – улица с наступлением сумерек заполнилась народом. Бабы повытаскивали из комодов доставшиеся по наследству расшитые платки, мужики сменили валенки на сапоги. Любопытные северингцы спешили по трактирам здороваться со знакомыми и приглядываться к прибывшим впервые иногородцам.
Мимо Вилля, цокая подкованными каблучками, пролетела щебечущая стайка девушек. Остановились, разом поклонились и, расхохотавшись, прыснули прочь.
Ха! Алесса с гитарой дала бы прикурить всем разновидностям румяных Лушек с вечными невестами Мариками в придачу. И художница отменная! С одной стороны – хорошо. Симпатичной, талантливой и задорной подругой стоит гордиться. С другой…
Вилль, ты лохматый! Вилль, у тебя печка не топлена! Вилль, надо создавать уют! Вилль, делай то, что я хочу! Пойдём, куда скажу, иначе горячая южная кошка изволит обижаться и царапаться. И кто просил без спроса хватать рукояти? Её любопытство привело к тому, что произошло первое слияние, и Тай-Линн увидела его боль и страх. Вилль и не думал, что это произойдёт так скоро. Теперь побывавшая в его шкуре знахарка начнёт жалеть и примется за лечение с удвоенным энтузиазмом… Пресветлая, за что?!!
В караулке Вилля ждала совершенно мирная картина. Знахарка успела подмести пол и теперь, как прилежная домашняя девочка, сидела за столом и читала книгу. Рядом, пристроив мохнатую голову на её левую руку, дремал чёрный кот.
– Это что?!
Алесса его поняла и с гордостью ответила:
– Шедевральная напольная композиция с глубочайшим двояким смыслом!
Результат уборки действительно выглядел странно. В углу рядом с печкой аккуратным холмиком лежали разноцветные осколки, а вокруг них словно в хороводе стояли двенадцать уцелевших бутылок.
– И что за смысл? – спросил парень и, к удивлению Алессы, сунул рукоять в печку.
– «Двенадцать месяцев» называется! Видишь, они стоят у костра и ждут своей очереди вступить в права.
– А второй?
– «Пьяные стражники»! На ногах остались только двенадцать самых устойчивых, а остальные уже пьяны вдребезги! – хихикнула в кулачок южная кошка. От её растерянности не осталось и следа, и девушка была вновь весела и беспечна.
– Алесса, ты бесподобна! – констатировал эльф.
– Знаю! Хм… Господин капитан, вы рассказали потрясающую сказку, но в ваших умозаключениях есть слабое звено! – в её голосе звучало торжество. – Взгляните-ка!
Все трое, включая Симеона, уставились на рецепт «Подчинения звериной воли». Судя по заверениям автора учебника, густое зелье предполагалось, как отличное подспорье охотнику. Человека, обмазанного колдовским составом, и медведь принял бы за своего сородича. Но волки задрали с удовольствием – оно было рассчитано лишь на то животное или птицу, шерсть, либо перья которого входили в состав. Варить его следовало в центре двух окружностей одна в одной, начерченных кровью чёрного петуха пополам с землёй. Круги делились на двенадцать сегментов, обозначенных какими-то символами, а в центре была изображена знакомая «вета» – руна разума. Рисунок не казался сложным, но требовал соблюдения пропорций.