Охота на одиночку (СИ)

Сегодня машину вел Зосимов. В надежных ребятах до сей поры он не числился, но так сложилось, что выбирать было не из кого, — надежные вкалывали на линии, бюллетенили или загорали в отпуске. Развалюха Зосимова третий день стояла на яме, сам водитель кантовался на случайной работе: слесарил, подменял кого-нибудь в ночную смену, а то и просто болтался по таксопарку. На него и показал главный механик. Дескать, мужик вроде неплохой — не из тех, кто нынче начальство в грош не ставит и права качает на митингах. Ну, Зосимов так Зосимов. Но для верности вызвал того к себе, о жизни порасспросил, узнал о развалюхе таксомоторе и, покивав сочувственно, намекнул на кое-какие перспективы в смысле новой машины. Зосимов тихо возрадовался, и когда Ерохин — как бы между прочим — попросил об одолжении, он тотчас согласился.

Свернули с шоссе на узенький проселок, ведущий к поселениям дачников. Ерохин сказал:

— Вот приедем, покажу тебе мою фазенду. Веришь — своими руками собрал, по бревнышку, по кирпичику. От фундамента до чердака. И печку сложил, и водяное отопление наладил, и даже колодец вырыл. Другие чертову уйму денег на это угрохали, а я решил: нет, парень, сам построишь. Голова на плечах есть, руки вроде не из задницы растут — построишь. И построил. Ну, на материалы, конечно, потратился, их, как говорится, под кустиком не найдешь.

Зосимов краем уха слышал, как и чьими руками строилась директорская дача, но счел за благо промолчать, отделавшись чем-то вроде: нужда заставит, так и не то сотворишь.

— Вчера повезло, — продолжал Ерохин, — купил насос «Малютка», хочу опустить в колодец, пусть воду качает. Надоело ведрами таскать.

— Насос — это хорошо, — неопределенно заметил Зосимов, уворачиваясь от голосующих дачников перед автобусной остановкой. — Может, осчастливим кого? Ишь, как маются, бедняги…

— В этом мире всех не осчастливишь, — философски сказал Ерохин. — Ничего, тут автобусом — десять минут… Кстати, о насосе. Помог бы ты мне его поставить, а? Ну так хочется посмотреть, как он, зараза, воду будет качать! Завтра семейство нагрянет, а у меня сюрприз: кнопочку нажал — вода потекла. Поможешь?

— Само собой. Какие проблемы?

— Вот и я думаю, никаких проблем. Инструменты имеются, стальной уголок найдется, кабель, винты там разные…

Ладно, подумал Зосимов. Хоть и пятница, и приехать пораньше не мешало бы… Ну ничего, пожертвую часиком, все-таки начальство просит.

Работа затянулась часа на три. Ерохин как-то незаметно слинял в сарайчик, затюкал топориком, изображая страшную занятость, а Зосимов резал ножовкой уголки, сверлил отверстия, монтировал на срубе колодца выключатель, тянул силовую подводку, короче, всю работу провернул сам. Но когда был затянут последний винт и осталось только нажать на кнопку, у колодца чудесным образом возник хозяин и деловито спросил: «Ну как?» А что — как? Подставляй ведерко и набирай воду — сделано добротно, халтурить не умеем.

По солнцу — всего лишь ранний вечер, а на соседней даче по телевизору позывные программы «Время». Эти чертовы белые ночи — хоть уже и догорающие — кого хочешь собьют с толку. Зосимов глянул на часы и заторопился. Насос, конечно, штука хорошая, но пилить по шоссе на ночь глядя удовольствие на любителя.

— Не будь ты за рулем, обмыли бы мы это дело! — расчувствовался Ерохин. — Работа фирменная, в лучших традициях. Оно бы неплохо еще коробочку приделать на выключателе, чтоб дождь не заливал, но это я сам как-нибудь.

— Если надо, могу и коробочку, чего там…

— Ничего, ничего, не к спеху… Ты вот что, когда будешь проезжать тридцать четвертый километр, сверни налево, на проселок. Шоссе делает большую петлю, а ты — напрямик, через деревню Тарутиху. Восемь километров срежешь за нечего делать.

— Не застряну в какой-нибудь деревенской колдобине?

— Там асфальт. Кое-где, правда, разбитый, но ничего, проскочишь… Давай я тебе хоть яичницу на посошок сварганю, а? С копченым салом.

— Бог с ней, с яичницей, — сказал Зосимов. — И так приеду черт-те когда…

— Ну да, ну да, — понимающе произнес Ерохин. — Ты это, машину загони в пятый бокс, ключи у дежурного.

Низкое солнце уже катилось по зубчатой кромке придорожного леса, полосуя шоссе длинными тенями. Зосимов притормозил перед поворотом, пропустил отчаянно громыхающий «Урал» с прицепом и свернул на проселок. Трясясь на разбитом, латаном-перелатанном астальте, запоздало пожалел: стоило менять шило на мыло, тащиться по этой стиральной доске ради каких-то восьми километров; по шоссейке с ветерком — знай жми под сотку! — проскочил бы куда быстрее.

А Ерохин-то, паразит, не предложил срезать петлю, когда на дачу ехали. Еще бы — не тот комфорт. Может, вернуться, от греха, подальше?..

Да ладно, подумал Зосимов. Как-нибудь прорвемся. Авось…

3

Сержант Грищенко ругался от души, трясясь в кабине милицейского «уазика» по разбитому проселку. Суровая служба еще не довела его до сотояния полной остервенелости, когда острые эмоции выражаются исключительно матюгами. Самое сильное ругательство у него было: за-ра-за! В эту «за-ра-зу» вкладывалась и злость, и досада, и горестное недоумение.