– Пришла, деточка? Вот и наконец-то! Красавица наша! Сейчас живо-дело банька готова будет, я мигом, не сумлевайся! Бабки наши в банях рожали! И порядок был! А то ишь, завели какие-то дома специальные, одна грязь от них! В баньке-то – милое дело… И перина – чистый пух, ни единого перышка, будете как в раю на облачке…
– Мама! – устало окликнул появившийся на крыльце Сурьмин. – Это не Ксана, это с работы.
– Да как не Ксана, чего ты балаболишь… – баба-яга замахала руками в разнокалиберных перчатках: на правой – рыжей заскорузлой замши с грязной меховой оторочкой по запястью, на левой – синяя, почти новая, с белым «норвежским» орнаментом.
Но баллистик сноровисто высвободил Арину из цепких объятий и увел в дом.
– Как Ксанка моя родами умерла, так она и тронулась, – поморщившись, объяснил он. – Уж так внуков хотела, а ждали-то сразу двойню… оба не выжили. И Ксанка моя с ними. Вот мать с тех пор каждую заглянувшую во двор девушку Ксанкой и считает. Восьмой год уже. Ты не пугайся, она безобидная. Сейчас поплачет и опять пойдет баньку готовить, невестку беременную дожидаться. И откуда ей эти роды в баньке втемяшились? Сама-то в роддоме рожала, а поди ж ты… Ладно, пустое. Что у тебя?
– Вот, – Арина протянула пакетик и деревяшку, в трещине которой поблескивал металл. – Старая идентификация и еще одна пуля. Надо сравнить.
– Ты бы хоть намеком объяснила, чего так таинственно? – Сурьмин недоуменно вздернул левую бровь. – Надо – сравним, – он повертел в руках березовую «пирамидку». – Вот молодец, с носителем изъяла. А то наизвлекают своими кривыми ручками, а после обижаются, что результаты баллистической, видите ли, сомнительные. Сами помнут, поцарапают, а эксперт виноват, – ворчал он не сердито, а скорее по привычке. – Ага, а вот этой охотника застрелили, да?
Про Сурьмина говорили, что он помнит «в лицо» все проходившие через его руки боеприпасы.
– Ну да, – подтвердила Арина. – Мужик пальнул и случайно угодил в того, кто на соседнем номере стоял. Прямо в голову, тот прямо на месте и умер. По официальной во всяком случае версии.
Пассаж про «официальную версию» Сурьмин, однако, пропустил мимо ушей:
– Как – в голову? В глаз, что ли? Или в ухо?
– Почему вдруг в глаз? В затылок, кажется.
– Что ты несешь? Какой еще затылок? – он пристально вгляделся в пакетик с летальной пулей.
– Ну так… – растерялась Арина. – Разве ты не знал? Ты же идентифицировал, твоя подпись там.
– Сравнивал я, – подтвердил баллистик. – А что в голову… мне и не говорил никто. Смертельная пуля, извлеченная из тела… как его…
– Семченко, – подсказала она.
– Может, и Семченко. Из тела, понимаешь? – казалось, он изрядно растерян. – Мне пулю с сопроводиловкой принесли, карабин тоже. Я контроль отстрелял, сравнил. Слыхом не слыхивал ни про какую голову.
– Да ладно, Арсен Федотыч, успокойся, – остановила его Арина, не очень понимавшая, чего это он так раскипятился. – Ну не сказали и не сказали. Какая теперь разница?
С Сурьмина сейчас, подумалось вдруг ей, можно картину рисовать – крайняя степень изумления – для учебника по основам эмоциональной мимики. Разве что глаза не вытаращил, а в остальном – образцовая «маска оторопи».
– Вершина, ты чего, вообще? Совсем без понятия? Вот эта пуля, – он потряс пакетиком, в углу которого болтался смертоносный кусочек металла. – Вот эта вот пуля никого в голову убить не могла. Это ты понимаешь?
– Почему? – удивилась Арина.
– Ох ты ж, боженьки мои! Потому что в голове – кость! У некоторых, – он саркастически усмехнулся, – так вообще ничего другого, похоже, и нету. Сама посуди. Чтоб угодить в мозг, пуля эту кость должна пробить. Череп, я тебе скажу, довольно прочная штука. Так что вместо аккуратненькой пульки в итоге получается этакий гриб. Эх, на работе я бы тебе кучу снимков показал, и даже живьем. Да у тебя же осенью две простреленные головы в производстве были, вспомни, как пули выглядели.
– Да ладно, я и так верю, и осенние выстрелы помню. Но я ж не баллистик, может, там раз на раз не приходится. Но если ты говоришь, что вот эта – не из головы, значит, так оно и есть. Но, Арсен Федотович, как такое может быть? Мужика-то действительно выстрелом в голову убили, а получается, это какая-то другая пуля. Значит, подменили?
– Да ну тебя, – отмахнулся баллистик, – почему сразу подменили. Может, следователь перепутал. Кто там был? Скачко неуловимый? Запросто мог перепутать.
С упомянутым Скачко Арина лично знакома не была. Тот пришел работать в следственный комитет сразу после юрфака, поскакал, по выражению пахомовской секретарши Евы, годик и подался не то в адвокатуру, не то в частные консультанты – в общем, туда, где слой масла на хлебе потолще, да еще и икоркой сверху сдобрен. Совсем недавно ей самой пришлось заново расследовать одно из дел, прошедших через руки шустрого Скачко. Вот именно что «прошедших через». Осудили в итоге невиновного, а настоящий преступник остался вовсе вне подозрений. Понять, почему Сурьмин назвал следователя неуловимым, было нетрудно. Как и поверить в то, что тот просто перепутал пули.