- И о ней надо будет написать. Осторожно, так, чтобы не опровергать слухи, но и не подтверждать их... вообще неплохо было бы сделать цикл статей о нелюдях. Таких, честных... более-менее... хватит нам бояться непонятного.
А вот это предложение Лизавету определенно заинтересовало. Димитрий уже научился читать выражения ее лица. И взгляд этот, слегка затуманенный, был хорошо ему знаком.
- А про...
- И про Лешека... он очень любит молоко, особенно с медом. Вообще сладкоежка страшный... и местами да, он страшен, потому что не совсем человек, хотя он и старается. Но с одной стороны древняя кровь, и с другой. Думаешь, ему легко с таким наследием? В детстве его и вовсе едва ли не проклятым полагали. Только моя матушка и могла на руки брать, остальные не то, чтобы боялись, скорее уж брезговали. Клятвы клятвами, тут ничего не попишешь, но сама понимаешь, душу клятвой не изменишь. И любить не заставишь. Он на самом деле добрый, только... это сложно.
Лизавета кивнула.
Сложно.
И... тяжкое это дело, родиться наследником Империи. А почему бы, собственно говоря, и не попробовать? Именно с этой точки зрения... наследник.
Ответственность.
Детство, которого не было.
Нет, многие не поймут. У крестьянских детей вон тоже детства нет, потому как с рождения каждый работать должен. А аристократы и вовсе решат, что потерянные годы вполне себе годная плата за абсолютную власть...
Тогда сделать акцент на ответственности?
На ноше, которая ляжет на плечи?
Дух единства, только ненавязчиво, потому как с этим духом треклятый отдел пропаганды, куда ее Димитрий все пытался заманить, но Лизавета сопротивлялась, крепко ей крови попортил. Вот пришло же кому-то в голову, а потом как в поговорке, заставь дурака молиться...
Но попробовать можно.
- Ладно, - согласилась она, закрывая глаза, потому как сложно возражать человеку, который, мало что обнимает тебя средь бела дня, хорошо, что не на глазах у людей, так еще и целует.
Шею.
Щекотно, и...
...и хорошо.
Просто хорошо.
Чудесно даже.
- Только... - она все же нашла в себе силы отстраниться и заглянуть в глаза Навойского. - О Дарье. О ней я не знаю, что писать... если обо всех, то и о невесте наследника тоже. Но... понимаешь, уже ходят слухи, что она едва ли не безумна...
- Не безумна.
- Мне придется с ней говорить. И я не уверена, что услышанное мне понравится... одно дело знать, просто знать. Из отчетов. Из рассказов твоих, и совсем другое, когда кто-то рассказывает... да и...
- И, - Димитрий коснулся кончика ее носа. - Это тебя смущает?
Смущает.
Злит.
Она до сих пор не простила. Поняла, вероятно, потому как обладала удивительной способностью понимать других людей, но вот прощение требует совсем иных душевных сил.
- Во-первых, писать о ней не обязательно. Официального объявления о помолвке не было...
- Но ведь они... кровь... смешали. По старому обряду.
- А кто знает? - Димитрий не удержался и поцеловал этот самый любопытный нос. - Ты и я? Император? Остальные пусть думают, что Дарья - временное увлечение. Так оно и безопасней.
- А во-вторых?
- Во-вторых, завтра она объявит о своем желании уехать в монастырь.
- Что?
- Это и вправду ее желание. Лешек отговаривал...
- Насовсем?
- Нет. Пока речь идет о полугоде... или годе. Ей нужно прийти в себя. От чужого воздействия избавиться непросто, даже если воздействие давнее, опосредованное, а порой и неосознанное. Она боится, Лиза, просто по-человечески боится.
- Чего?
- Того, что до сих пор не является собой. Что ее вообще не существует, как личности. Что Лешек сделал неверный выбор. И дело не в любви, а вновь же в том самом воздействии. Что таких совпадений не бывает. И что ей самой не нужен цесаревич, что это опять же не любовь, а...
Лизавета фыркнула.
Хмыкнула.
И отвернулась, скрывая взгляд.
- Я все равно не знаю, сумею ли...
- Никто не знает, - Димитрий отстранился. - Но это не значит, что нельзя попробовать.
И наверное, он был прав.
Только...
...на сердце все равно было не так. Неправильно. Лизавета тронула кольцо, и прикосновение к нему вдруг успокоение.
- Скажи, - она с трудом сдержала вздох. - А ты еще не передумал?
- Не дождешься.
- Тогда... - она прикусила губу. - Может... давай поженимся? Только тайно? Что? Дыру на первой полосе надо же чем-то заполнить...
...тихий смех был ей ответом.
...на берегу женщина в темном вдовьем платье кормила чаек. Она отламывала куски от мягкого багета, швыряя в воздух, и белая стая верещала, била крыльями, норовя подхватить все до крошки.
Пахло морем.
Йодом.
Песком, который потемнел от влаги. Впрочем, это обстоятельство не помешало мальчишке ковыряться в нем. Лет семи, он был одет с нарочитой простотой. Темные полотняные штаны пропитались влагой, на ботинки налип и песок, и водоросли, и вовсе что-то, совсем уж неразличимое. В руках мальчишка держал раковину.
- Мама, смотри, - он прижал ее к уху. - Правда, шумит?
- Шумит, - согласилась она, осторожно тронув влажную поверхность. На мальчика она смотрела с сомнением, которое отражалось и в его глазах. - Тебе... здесь нравится?
Тихий город.
Скучный.