Это был не сон, а некая одурь – перехода от яви к этой одури Каукалов не почувствовал: из тьмы тут же вытаяла Ольга Николаевна – морщинистая, старая, ехидно улыбающаяся. Морщины у нее были не только на лице, но и на шее и груди, под полными темными сосцами, на животе, даже на коленях. Потом Ольга Николаевна потянулась, распрямляясь, морщины исчезли буквально на глазах, она помолодела, мазнула чем-то по лицу, кажется, маленькой пуховочкой, которой смахивают со щек пудру, и лицо ее стало молодым. «Колдунья», – Каукалов похолодел от страха, потряс головой, стараясь прийти в себя, и в следующий миг ухнул в вязкую темноту.
Когда он проснулся в следующий раз, то снова увидел на подушке голову Ольги Николаевны. Ольга Николаевна была молодой, строгой, с румяным, хорошо отдохнувшим лицом. Никаких морщин, синяков под глазами и тем более лысины.
– Скажи, из автомата ты хорошо стреляешь? – спросила Ольга Николаевна, едва Каукалов открыл глаза.
– В армии стрелял хорошо. Есть даже грамоты за меткую стрельбу, – в голосе Каукалова возникли и тут же погасли хвастливые нотки.
– А из пистолета?
– Из пистолета хуже, но из тридцати двадцать пять выбить и сегодня сумею.
– Ах, да! – словно бы вспомнив, что Каукалов был в армии, воскликнула Ольга Николаевна. – Это офицерам положено стрелять из «макарова», как пробками из шампанского. – Она усмехнулась. – Суду все ясно! – Повернулась к Каукалову всем телом и произнесла повелительно: – Иди ко мне!
Ольга Николаевна и Каукалов по-разному понимали, что такое «подготовка к крупной операции»: Каукалов был готов действовать на «авось», а подполковник милиции Кличевская – только после предварительных прикидок, сопоставления фактов, «разведданных», различных сведений… Впрочем, то, что Ольга Николаевна выделила такой большой срок для подготовки, Каукалов расценил как некий положительный симптом, как очки в свою пользу: Ольга Николаевна хочет его сохранить, бережет его…
Два раза они с Илюшкой проехались по Минскому шоссе до поворота на Кубинку и обратно, потом до границы Московской области и обратно, но ничего нового для себя не выяснили.
Как-то днем Каукалову позвонил дед Арнаутов и шамкающим голосом, словно забыл в стакане с водой вставные челюсти, попросил срочно приехать к нему.
– Случилось что-нибудь? – недовольно спросил Каукалов.
Арнаутов это недовольство уловил.
– Твое дело – исполнять приказы, а не задавать глупых вопросов, – он повысил голос. – Понял? Еврейчика своего тоже возьми с собой.
К старику Арнаутову поехали на метро: машину Каукалов теперь оставлял у деда в гараже – рекомендациям Ольги Николаевны следовал неукоснительно. Вообще-то, Ольга Николаевна была права – если они с Илюшкой будут приезжать домой на машине, то это обязательно привлечет внимание окружающих: слишком уж много живет в их доме разных любопытных бабушек, тетушек, кумушек, и каждая обязательно сморщит лоб с озадаченным видом: «Откуда это у Женьки Каукалова персональное авто?» – и пойдет с этим вопросом доискиваться истины. На всякий роток ведь не накинешь платок.
Дед Арнаутов встретил гостей хмуро, бросив: «Пошли со мной!», повел Каукалова с Ароновым в гараж.
В гараже ткнул пальцем в багажник «семерки»:
– Открывай!
Каукалов открыл, мелькнула невольная мысль: «А вдруг в багажнике труп и его надо прямо сейчас, не медля ни минуты, вывозить из города? Тьфу!». Но трупа в багажнике не было. На чистом резиновом коврике лежал автомат. «Калаш», родной «калашников». Каукалов не сдержал улыбки, вопросительно глянул на старика Арнаутова, протянул руку к автомату. Арнаутов одобрительно наклонил голову, произнес сухо и бесстрастно:
– Под резиновым ковриком – второй.
Под резиновым ковриком действительно лежал второй «калашников». Если первый был уже тусклый, потертый, побывавший в деле, с царапинами на стволе и ложе, то второй автомат был новенький, еще в смазке и в прилипших к деревянному прикладу обрывках прозрачной оберточной бумаги.
– Поезжай куда-нибудь в лес, проверь, – старик хлопнул ладонью по ребру багажника, потом нажал пальцем на кнопку замка, словно бы проверяя, защелкнулся запор или нет, – а заодно и корешку своему малоопытному покажи, что это за сало в шоколаде – автомат и с чем его едят.
– Понял, – сказал Каукалов, – где патроны?
Старик Арнаутов, кряхтя, развернулся, подошел к железному шкафу, встроенному в кирпичную стенку – она была специально сложена с внутренней стороны дюралевого гаража, поковырялся ключом в сейфовом замке, со скрежетом открыл одну из тяжелых створок, вслепую пошарил на полке шкафа. Достал один рожок, кинул Каукалову: «Держи!» Каукалов ловко поймал рожок. За первым рожком старик достал второй, но кидать не стал – отдал прямо в руки с торжественными словами, будто награждал орденом:
– Вручаю еще один.
– Для пристрелки двух рожков мало будет. – Каукалов подкинул в руке один рожок, потом второй.
– Хватит этого. Патроны денег стоят, – проворчал Арнаутов, – а я даю бесплатно. Но в следующий раз буду высчитывать из твоего кармана… Ясно?