Охота на охотников

На ходу его кто-то с силой дернул за рукав, Каукалов сердито вывернул руку, выматерился сочно, громко, совершенно не стесняясь - ему было плевать, что эту неприличную, лишь недавно дозволенную к печати ругань слышат женщины, - но тут его потянули сильнее, и Каукалов, мигом наливаясь бешеной злобой, обернулся.

Вся злость его разом улетучилась, когда он увидел того, кто пытался его задержать. Каукалов присел, широко раскинул руки, будто собирался принять в объятия медведя, улыбнулся широко:

- Са-анька!

- Жека!

Они обнялись, откинулись друг от друга, снова обнялись.

- Вот и встретились два самурая... Наконец-то! - сказал Санька Арнаутов. - Ну как ты? Где ты, что ты? Я от деда пару раз слышал, что ты успешно занимаешься бизнесом, зарабатываешь большие деньги и так далее... Но деталей не знаю.

- Дед тебе ничего не рассказывал?

- Больше ничего. У меня ведь дедушка знаешь какой, - младший Арнаутов сделал замысловатое движение, - Феликс Эдмундович Дзержинский, лишнего никогда не скажет. Все слова из него приходится вытягивать. Как из партизана... С помощью жестоких пыток.

- А я ведь несколько раз был у тебя на квартире...

- Да ну! - удивился Санька. - Дед мне об этом - ни слова. А я - ни слухом ни духом. Ну Зоя Космодемьянская!

- Тогда считай, что я тебе ничего не говорил и на квартире у вас не был.

- Бизнес есть бизнес. - Младший Арнаутов засмеялся. - Все окутано мраком тайны. Тайна сидит на тайне и тайной погоняет. Так?

- Примерно...

- Пойдем куда-нибудь в укромное местечко, - Санька обнял Каукалова за плечи, - шлепнем по паре пива, боевую молодость вспомним...

Дальше они двинулись, обнявшись.

- Во, он ещё и педик! - брезгливо пробормотал громоздкий, с опасными мягкими движениями человек, идущий позади них, метрах в пятнадцати. На шее у него краснел свежий неприятный шрам, старательно прикрываемый шарфом.

- Что же мне дед ни слова не сказал про то, что ты к нам домой заходил? - сокрушался Арнаутов-младший. - Вот дед-пердед.

- Не ругай его, - сказал Каукалов и оценивающе глянул на двух длинноногих беленьких проституток со смазливыми мордашками - они громко и беззлобно, как две старые подружки, переругивались друг с другом. "Из Белоруссии, - отметил Каукалов, - говор типичный "гхэкающий"..."

Санька прекрасно ориентировался в хитросплетениях Тверской улицы и прилегающих к ней переулков, знал все здешние злачные точки. Вскоре они свернули в огромную каменную арку, которую лет пятьдесят назад явно украшали узорчатые металлические ворота, Каукалов даже пригляделся повнимательнее, пытаясь рассмотреть на темных каменных столбах следы петель, - затем ещё раз свернули, прошли сквозь длинный узкий дворик и очутились перед стеклянной дверью.

Сбоку висела доска, объясняющая, куда же попали армейские дружки. Это был Дом композиторов.

- Ух ты! - восхищенно выдохнул Каукалов. - Ты, Санек, что, композитор?

- Не композитор, но по кружке холодного пива нам на мой композиторский билет всегда нальют, - довольно произнес младший Арнаутов. И ещё добавят. Если в кружке окажется слишком много пены... Как там у господина Ильфа с господином Петровым? "Требуйте долива пены"?

- Не помню.

- Вперед! - Санька подтолкнул своего дружка.

Они скрылись за стеклянной дверью. Через минуту к двери приблизился угрюмый громоздкий человек, по-собачьи принюхался к чему-то, дважды прочитал вывеску и снова потянул ноздрями воздух. Хищно улыбнулся:

- Композиторы, в-вашу мать!

Он прочно сидел на хвосте у Каукалова и решил с хвоста этого не слезать. На улице примораживало. Сандыбаев сел на скамейку недалеко от входа в Дом композиторов, поднял воротник, сунул руки в рукава, расставил пошире ноги, чтобы случайно не завалиться набок, если вдруг задремлет, и стал ждать.

Облизав языком обветренные жесткие губы, позавидовал дружкам, сидящим сейчас в буфете с тяжелыми кружками пива в руках, - небось, носы и губы в пене, на тарелках разложены бутерброды с рыбой и сырокопченой колбасой, да ещё рядом стоит пара стопочек с холодной водкой... М-м-м! Сандыбаев почувствовал, что ещё минута - и он захлебнется собственной слюной. Сглотнул комок, собравшийся во рту, замычал немо и стих. О пиве и бутербродах, о заразительном мужском застолье, приносящем столько радости, лучше не думать... Чтобы не свихнуться.

Через полтора часа дружки, которых он пас, возникли в стеклянном предбаннике, будто рыбы в аквариуме, пошатываясь и заботливо поддерживая друг друга, некоторое время плавали там, в чем-то объяснялись, - конечно же, в любви друг к другу, понял Сандыбаев, - а потом вывалились наружу.

- Ну что, разбегаемся? - предложил Каукалову его спутник, покачнулся на нетвердых ногах, пробормотал, восхищаясь самим собой: - А как лихо мы пили в армии ликер "Шасси"! А? Из смеси технического спирта с нашатырем... А?

- И с заправкой из прокисшего клубничного сиропа, - подтвердил Каукалов. - Вкус этот необыкновенный я буду помнить до гробовой доски.