Собрались узким кругом: почерневший и здорово поседевший Леонтий, Настя, Рашпиль и Стефанович. Расселись по табуреткам во флигельке, где жил старший Рогожкин. Оглядев всех поочередно, Стефанович сказал:
- Мало нас, конечно, но больше пока и не надо.
Приподнял занавеску, оглядел в окно заснеженный тихий двор, обеденный стол, увенчанный большой ноздреватой шапкой, голый черемуховый ствол, на теле которого расплылись оставленные каким-то юным обормотом ножевые росчерки - сейчас они уже почти зажили, затянулись прозрачной смолой, вздохнул и опустил шторку.
Вспомнил, как он пришел однажды к Михаилу и тот, не зная, чем угостить дорогого гостя, бестолково метался по флигельку, предлагая Стефановичу то одно, то другое, то третье, а потом успокоился, сел на место, где сейчас располагался Стефанович, и приподнял шторку. Почти так же, как это только что сделал Стефанович.
Вид жилья, земли, родного дома, двора обычно успокаивает человека. Стефанович опять вздохнул, достал из кармана сигарету.
Все молчали. Стефанович тоже молчал - не знал пока, как подступиться к разговору.
Первым не выдержал, подал голос Рашпиль:
- Леонтий, у тебя чай есть?
- Есть, - неохотно отозвался Леонтий, добавил: - И не только чай.
- Если есть водка - налей водки, - попросил Рашпиль.
Стефанович испытующе глянул на своего подопечного: не так давно, на похоронах, тот явно перетрудился по этой части.
- Не бойся, командир! - поймал его взгляд Рашпиль. - Это я больше для разгону. Слишком уж муторно на душе. Была бы моя воля - вообще в лежку напился бы.
- Ладно. Понимаю. У меня самого на душе муторно. Действительно, Леонтий, если от девяти дней осталась водка, налей понемногу.
Водка у Леонтия хранилась тут же, во флигельке, не надо было далеко ходить.
- Значит, так, - начал свою речь Стефанович, - есть у меня в городке Калининграде один корефан. По фамилии Егоров. Как-то на трассе, в стародавние времена, когда на дальнобойщиков ещё смотрели уважительно, как на летчиков-испытателей, он выручил меня: я отбился от колонны, заглох, и он двести километров тащил мою фуру на поводу. Что, согласитесь, по силам не каждому... С тех пор мы подружились. Иван Михайлович - верный человек. Надежный. Гарантирую.
Судя по тону, по тому, как Стефанович говорил, чувствовалось: должен старшой сообщить что-то важное. За окном пьяно взвизгнул и тут же стих, словно бы устыдившись чего-то, гуляка-ветер.
- Месяца два назад у Егорова в такую же беду попал напарник. Точно так же его остановили, заволокли в лес и привязали к дереву.
- Сучье недоношенное, - не выдержал Рашпиль. - Взяли моду - к деревьям привязывать. Лучше бы сразу убивали, чтобы не мучиться.
- А за это - уже другая статья Уголовного кодекса, - сказал Стефанович, - это - мокрое дело. С мокрыми делами эти ребята предпочитают пока не связываться.
- Скажите на милость... боятся! Вот сучье! - вновь выругался Рашпиль, потянулся к бутылке, налил себе в стакан водки, залпом, в один глоток, выпил. Достал из кармана шоколадку, с хрустом сорвал с неё обертку, закусил.
- Смотри, не вывались из вагона, - предупредил его Стефанович, перед глазами уже небось двоится? Чего-то ты этим делом, - Стефанович щелкнул пальцем по бутылке, - чересчур увлекаться начал. Двадцать два, как в игре в "очко".
- Не вывалюсь, в вагоне я сижу крепко, на месте, согласно купленному в кассе билету. - Рашпиль достал из кармана вторую шоколадку. - А разве то, что они делают - привязывают человека к дереву и оставляют куковать на морозе, - разве это не убийство?
- Представь себе - не убийство. По закону - совсем не одно и то же. Даже если ты выстрелишь в упор в человека, и он умрет не сразу, через пять или десять минут - все равно это не убийство. Подпадает совсем под другую статью - не расстрельную.
- Во справедливость по-московски! - не выдержал Рашпиль. - Имени кого она там? Кто сочинил такие дурацкие законы? Дерьмократ какой-нибудь?
- Тот, кто не хочет отвечать за свои художества и сидеть за решеткой, тот и сочинил, - с нажимом проговорил Стефанович. - В общем, напарнику Егорова повезло, на него наткнулись маленькие бомжата и развязали веревку. Отлежался он в больнице и вернулся в Калининград. Товар, что был в фуре, тю-тю. Естественно, пришлось объясняться с фирмой, с милицией, с прокуратурой, со страховой компанией. Но не в этом дело. Иван Михайлович Егоров собрал в Москве кое-какие сведения и нашел, кто это сделал. И решил поквитаться. Так вот, сдается мне, что его бандюги и те, кто пришил Мишку, - одни и те же люди... - Стефанович поморщился: слово "люди" все-таки к этим бандюгам было не очень применимо. - Почерк у них одинаковый.
- Милиция их не нашла, а этот мужик нашел, - со вздохом пробормотал Леонтий, - разве это нормально?
- Естественно, не нормально, - Стефанович сжал руку в кулак, приподнял для крутого замаха, но сдержал себя и мягко стукнул по колену, милиция раньше служила государству, а сейчас переменила себе бога...
- Кто больше платит - тому и служит, - вставил Рашпиль, - все правильно.