Охота на охотников

- Они, - проговорил он растерянно, - они, - приложил пальцы к трясущимся губам и повторил заведенно: - Они... Они...

Стефанович продолжал гнать машину. На громоздкой длинной фуре где попало не развернешься, одно неверное движение руля - и может закупориться все Минское шоссе, а разворачиваться надо было немедленно.

- Они... Они... - раз за разом неверяще твердил Левченко. Потянулся рукой к помповому ружью, лежавшему у него за спиной, на спальной полке кабины.

- Погоди, - Стефанович ухватил его за запястье, - ещё рано.

До разворота пришлось ехать километров десять. На шоссе мела так называемая низовая метель, подчищала сор на земле, облака вновь немного раздернулись и проглянул светлый треугольный глаз. Стефанович приложил ко лбу ладонь, недовольно шевельнул ртом: сейчас свет им совсем ни к чему, сейчас чем темнее, тем лучше.

Но выбирать, как говорится, не приходилось. Стефанович взял рацию.

- Мужики, приготовьтесь! - приказал он.

- Что, есть цель? - обрадованно вскричал Рашпиль.

- Вроде бы. Третья машина, вы меня слышите?

- Слышим, слышим, - готовно отозвался Синичкин.

- Все понятно?

- Без всяких дополнительных слов! - Голос Коли тоже звучал обрадованно.

- Объявляю готовность номер один, - грозно произнес Стефанович. Вопросы есть?

- Вопросов нет, - сказал Рашпиль.

- Вопросов нет, - повторил за Рашпилем Синичкин.

Стефанович одной рукой оттянул резиновый коврик под ногами, выдернул оттуда автомат, потом один за другим извлек два тусклых, видавших виды рожка с вылезающими из рабочей части новенькими желтоватыми патронами. С маслянистым сытым щелком загнал один рожок в автомат, второй положил рядом.

- Теперь можешь доставать свое ружье, - сказал он своему соседу.

С хрустом потянувшись, будто на занятиях по гимнастике, Левченко вытащил из-за спины помповое ружье, оценивающе подержал в руке.

- Надо было бы мне, дураку, приклад перевинтить... - Поймав вопросительный взгляд Стефановича, пояснил: - Этот приклад - обычный, ружейный, а есть ещё пистолетный, очень удобный, - снимаешь винт и ставишь пистолетную ручку. Ружейный - для охоты, пистолетный - для самообороны. Так написано в инструкции.

- Перевинти, - сказал Стефанович, - у тебя есть ещё семь минут.

Левченко меленько, будто ребенок, покивал - он нервничал, лоб у него вновь окропился потом. Закусил нижнюю губу. Больно закусил. Это подействовало на него отрезвляюще.

- Во-первых, перевинчивать поздно, - сказал он, - а во-вторых, пистолетной рукояти у меня здесь нет. Все у Егорыча.

Стефанович потянулся к рации, щелкнул выключателем:

- Вы меня слышите? Хорошо слышите?

- Я слышу хорошо, - отозвался Рашпиль.

- Я тоже хорошо, - сказал Синичкин.

- Зады от напряжения мокрыми ещё не стали?

- Ты, старшой, как командир подводной лодки, у которой в плавании открутилась главная пробка.

- Бери круче - вода проступает через центральный винт, - говорил Стефанович спокойно, четко, даже весело - хотел вселить в своих подопечных уверенность. Собственный голос действовал успокаивающе и на него самого.

Скорость Стефанович продолжал держать прежнюю, обочина сливалась с лентой шоссе, под колесами фуры басовито гудел обледенелый асфальт, небо, устремляющееся к земле, опасливо приподнималось, лицо у Стефановича было почти неподвижным - в отличие от Левченко он умел владеть собой.

С другой стороны, Левченко можно было понять - он сейчас словно бы вновь переживал то, что уже было пережито. Шрам от веревки на запястье у него затянулся, а вот та рана, что была оставлена в душе, затянется ещё очень нескоро - будет долго кровоточить, сочиться противной сукровицей, беспокоить по ночам...

Левченко выбил из вороненого помпового подствольника один патрон, скрупулезно осмотрел его, удовлетворенно кивнул, потом выбил другой, также внимательно оглядел - вначале лаково-желтую круглую точку капсюля, потом горлышко гильзы, из которой безобразной темной дулей торчал свинцовый жакан, - остался доволен и вторым патроном, выбил третий.

Семь минут, отведенные Стефановичем, тянулись мучительно долго, рождали внутри затяжное тоскливое щемленье, Левченко потел и, выколупливая из подствольника патроны, проверяя их, боролся с самим собой. Ему казалось, что все в порядке, что дрожь и разлад, возникшие внутри, исчезли, ан нет сердце неожиданно сжалось от тягучей глухой тоски, в желудке образовался неприятный ком, шевельнулся, пополз вверх, родив приступ тошноты. Левченко закашлялся и поспешно загнал патроны обратно.

Стефанович, по-прежнему не сбавляя скорости, гнал фуру, словно огромную тяжелую торпеду, к единственной существующей сейчас для него и для всех его людей цели - к милицейскому "жигуленку" со спущенным колесом, замеченному на обочине шоссе хорошим парнем по фамилии Левченко.

Сам Левченко напряженно приподнялся на сиденье и, положив ружье на колени, вгляделся в мрачную, с обледенелыми краями, ленту шоссе. Ну где этот чертов "жигуленок", куда он пропал?