Охота на Овечкина

– Ты тоже изменился, – чатури поглядел на него искоса. – Вернее, стал наконец самим собой… что ж, слушай меня внимательно. Ты, может быть, не знаешь, но когда-то, давным-давно, Баламут Доркин дал клятву не жениться и не родить сына, который продолжил бы семейную традицию и сделался, в свою очередь, королевским шутом. Однако все клятвы бесполезны, коль судьбе вздумается подшутить над нами, и вышло так, что больше двадцати лет назад у него родился сын, о котором он ничего не знает. Ужасна судьба этого мальчика… матерью его была ни больше ни меньше, как сама колдунья Де Вайле! Случилось так, что она влюбилась в Баламута – в те времена, когда еще была способна на какие-то человеческие чувства, – но он не глядел в ее сторону, да и кто осудил бы его за это?! Тогда она, желая познать все-таки радости любви, приняла обличье молоденькой хорошенькой девицы и однажды, когда Баламут был в изрядном подпитии, соблазнила его. Но и колдовство ей не помогло, и на следующее утро он забыл о ней, как забывал о многих хорошеньких девицах. Колдунья же не забыла и не простила ему этого. После той ночи она понесла и в положенное время родила сына. Ничего не сказав Баламуту и никому другому, она отнесла ребенка в лес – единственное дитя, когда-либо рожденное ею! – и бросила там, на съедение диким зверям. Женщина с волчьим сердцем!.. Однако вопреки ее желанию мальчик чудесным образом уцелел. Ныне он уже взрослый. И самое главное – месть Де Вайле все-таки удалась. Он собирается стать шутом, как и его отец! Если Баламут узнает об этом, горе его будет беспредельно. Вот что открыли мне боги…

Чатури подавленно умолк.

– А где же этот мальчик теперь? – спросил Михаил Анатольевич, пораженный ужасным рассказом.

– Боги не сказали. Он где-то в Данелойне, при дворе одного из знатных баронов. Баламут сможет узнать сына только, когда увидит, ибо тот чрезвычайно похож на него самого. Вот и все, что мне известно, и что делать с этим – я не знаю.

– Конечно, надо сказать Баламуту! – решительно заявил Овечкин. – Он должен узнать обо всем. И поступить по своему разумению.

Он так взволновался, что даже сел и спустил ноги с кровати, забыв о своей ране.

– И если ты этого не сделаешь, то сделаю я!

– Сделает, сделает, – сказал Аркадий Степанович, внезапно появляясь в комнате Овечкина. – Извините, я тут немножко подслушал… Ну-ка, ложитесь, голубчик, нечего вскакивать. Для вас это дело десятое. Мы как-нибудь сами разберемся… но какая же подлая тварь! Даже перед смертью ничего не сказала о сыне!

– Да она, небось, и думать забыла! – с горечью воскликнул чатури.

Михаил Анатольевич внезапно помрачнел. Он улегся обратно в постель, безропотно позволил Босоногому колдуну осмотреть себя и выслушал похвалу своему состоянию, не произнеся при этом ни слова. И когда колдун ушел в соседние покои осматривать Баламута, он продолжал лежать молча, глядя в потолок над собою.

Чатури долго еще ворчал что-то себе под нос, то ругая Де Вайле, то сетуя на богов, посылающих ему столь неудобоваримые знания. Потом закрыл клюв и некоторое время молча глазел на Овечкина. И, так и не дождавшись ни слова, ни движения с его стороны, вкрадчиво заворковал:

– Необъяснимая депрессия! А ведь я знаю, о чем ты сейчас думаешь!

– Ни о чем я не думаю, – буркнул Михаил Анатольевич. – Сплю я…

– Не бери в голову, ягненочек, – сказал чатури. – Ты гораздо лучше, чем тебе представляется. Что было, то прошло…

– Сгинь!

– Не сгину. И лучшим доказательством тому служит уважение, которое к тебе питают все, кто знает тебя сейчас. Уважение и благодарность. И любовь. Да-да, любовь, нечего морщиться! Девчонка помирает из-за тебя, а тебе и невдомек, все носишься со своими угрызениями…

– Какая девчонка?

– А много ли ты их знаешь? Не считая принцессы Май, конечно…

Овечкин повернул голову к чатури. Лицо его вдруг прояснилось, глаза заблестели.

– Вот оно что, – тихо, задумчиво сказал он. – Да… ты прав, чатури, я и впрямь тупица…

– Ах! – вскричал тот, в притворном расстройстве обхватывая голову своими крохотными ручками. – Проговорился! Проболтался! Или нет… ты хитростью выманил у меня ее имя!

– Спасибо, – сказал Михаил Анатольевич. – Теперь я знаю, что мне делать с грузом, который ношу в себе…

И тихо, счастливо засмеялся.

* * *

Уже на следующий день после свадьбы принцессы, не дожидаясь ее отбытия в Таквалу, Баламут Доркин попрощался с Овечкиным, Фирузой и Босоногим колдуном. Потрясенный услышанным от чатури, он собрался на поиски сына, дабы не допустить для него повторения своей судьбы, и эта новая печаль, добавив еще седины в некогда черные, как смоль, волосы, гнала его в дорогу безотлагательно. Пути их лежали в разные стороны – колдун должен был проводить на Землю своих соотечественников, после чего, впрочем, обещал присоединиться к Баламуту, чтобы помочь в поисках. Себе под нос почтенный старец ворчал, что привычка к подслушиванию до добра не доводит и что ему, кажется, суждено всю жизнь теперь провести в Данелойне, ибо одно дело здесь так и влечет за собой другое…