Охота на Овечкина

– Я покажу вам вашу комнату, – насмешливо сказал тот, вновь приобретший свои снисходительно-барские повадки. – Кажется, я не предупредил об одном условии – проживать вы должны здесь же, чтобы быть всегда под рукой. Надеюсь, это вас не обременит?

Михаил Анатольевич машинально кивнул. Он весь был еще во власти незнакомых прежде чувств, глаза Елены сияли перед ним, в ушах звучал ее голос… быть всегда под рукой? Конечно. От Елены Басуржицкой исходила какая-то сила, которая диктовала ему и слова, и поступки, и он подчинился этой силе, не испытывая ни сомнений, ни робости. Даниил Федорович распахнул перед ним очередную дверь, пропустил в комнату, говорил что-то о ванной, о времени завтрака, обеда и ужина, и Овечкин слушал его краем уха, все так же машинально кивая, и не заметил, когда хозяин исчез и он остался один в своем новом жилище.

Он подошел к окну и распахнул створки. Квартира Басуржицкого находилась на последнем, шестом этаже, и клонившееся к закату солнце заливало розовым вечерним светом толпящиеся перед взором Овечкина крыши с бездействующими печными трубами и поросшими мхом коньками, создававшие картину весьма пеструю и живописную. Но Овечкин ничего этого сейчас не видел, как не чувствовал и теплого воздуха, хлынувшего в комнату и принесшего с собой аромат сирени. Он вообще не очень сознавал, где находится. И думал только об одном – он увидит эту женщину завтра и будет видеть ее каждый день. И научится играть в шахматы…

Глава 9

Баламут Доркин не заметил, как задремал в кресле, утомившись от ожидания и упорного молчания Босоногого колдуна, погруженного в какие-то свои магические размышления. Очнулся он от того, что Аркадий Степанович, поднявшись, с шумом отодвинул стул и скрипучим от неудовольствия голосом сказал:

– Все, больше ждать нельзя. Слетаю-ка я еще раз к отцу Григорию, хоть он и не велел его беспокоить. Ничего другого не остается.

Доркин протер глаза и уныло спросил:

– А мне что – опять сидеть тут за сторожа?

Старец фыркнул.

– Взгляну сперва на карту, – сказал он вместо ответа. – Чем черт не шутит…

Он отправился в кабинет, а Доркин, проводив его безнадежным взглядом, поплелся в кухню попить водички. Рассерженный колдун будто позабыл о том, что на свете существуют и другие напитки, а Баламут, сознавая себя кругом виноватым, не решался ему напомнить.

Но не успел он сделать и нескольких шагов, как из кабинета донесся ликующий вопль. Доркин замер на месте. И тут же последовал вопль совершенно другого содержания, отчего у королевского шута дыбом встали остатки волос. Боясь шелохнуться, он стоял столбом и беспомощно глазел на открытую дверь кабинета.

Там, за дверью, творилось что-то непонятное и устрашающее. Шипенье, свист, грохот… через порог заструился дымок ядовито-зеленого цвета, потянуло крайне неприятным запахом не то тухлых яиц, не то еще чего-то, столь же малоаппетитного. С грохотом и скрежетом босоногий старец выбежал вдруг наружу в облаке зеленого дыма, и на мгновение обалдевшему Баламуту показалось, что это не старец вовсе, а огромная ящерица, вставшая на задние лапы, с оскаленною зубастою пастью. Он весь похолодел и попятился, и тут же наваждение сгинуло. Колдун замахал руками, словно отгоняя дым, воздух и впрямь сразу очистился. Доркин увидел знакомое лицо в обрамлении пышных седых локонов и бороды, вздохнул с облегчением и утер со лба холодный пот.

Колдун просверлил его свирепым взглядом, но по сравнению с явлением зубастой ящерицы это было уже совсем не страшно.

– Все! – трагически возгласил Аркадий Степанович. – Свершилось!

Даже эта информация не заставила Баламута дрогнуть.

– Что свершилось? – спросил он звонким от облегчения голосом и почти радостно.

– Пропал Овечкин!

Баламут вскинул брови.

– Вот это новость так новость…

– Болван, – грубо отреагировал Босоногий колдун. – На этот раз он действительно пропал! Не знаю, где он был до сих пор, зато знаю, где он теперь!

– Так пошли к нему, – легко предложил Доркин, все еще не до конца понимая, о чем говорит колдун.

Тот внимательно посмотрел ему в лицо и, кажется, понял это. Во всяком случае, он с тяжелым вздохом подошел к столу и налил из неизвестно откуда взявшейся там бутылки в неизвестно откуда взявшуюся рюмку нечто золотисто-коричневое, что и поднес Баламуту, буркнув:

– Пей!

Доркин покорно глотнул поднесенное зелье и от неожиданности поперхнулся. Это было еще крепче вина, которое они пили накануне. В Данелойне не знавали напитков такой силы…

Колдун наблюдал за его конвульсиями, не делая никаких попыток помочь.

– Ну, пришел в себя? – спросил он только, когда Баламут наконец откашлялся.

Тот судорожно кивнул. Как будто и вправду все встало на места…