Лотер на все это смотрел с хищным злорадством — кто бы ни скрывался на той стороне, он не сможет справиться с полузверем, к которому вернулась способность перекидываться. Даже если там полчище мертвяков еще больше, ему хватит сил обернуться какой-нибудь мухой и улететь. Осколок у Вельды, а значит, его ничто не будет обременять.
На какое-то мгновение Лотер ощутил облегчение, что не несет бремя правления всем ворговским народом. Он всегда любил свободу, границы ему ненавистны, а в Цитадели приходится постоянно их соблюдать, чтобы, ни приведи медведица, не задеть чувства какого-нибудь пернатого или ушастого. Несмотря на всю терпимость к сирым и убогим, полузверь готов терпеть других лишь до тех пор, пока они не мешают ему жить.
В своем леске он неплохо спрятался, да и выход к большому лесу есть, но это не бескрайний Изумрудный лес.
— Войди в обитель ее Темнейшества, — прогудел голос, возвращая в суровы мир. — Склони голову и прояви смирение…
— Ворги не склоняют голов, — прорычал полузверь. — И уж тем более не являют какое-то там смирение.
Фигура в балахоне проигнорировала его слова. Воздев тонкие, как жерди, руки она произнесла величественно:
— Оставь бренное и тленное, войди в бесконечность. Склонись пред ее могуществом, которое сломило самих темных эльфов, заставив сокрыться в недрах Разлома. Склонись пред силой вечного…
Существо говорило еще много возвышенного и пылкого, видимо, надеясь таким образом, устрашить полузверя, заставить его трепетать. Но Лотера больше беспокоило то, что он более не властен над своим перемещением — шагать он перестал, но его неумолимо притягивало ко вратам, почти как тогда, в деревне, где жгли останки ведьмы.
Слова отдавались в голове странным эхом, будто на уши надели деревянные стаканы, мелькали образы, какие-то лица. Мысли метались, словно потревоженные пчелы, но как Лотер ни пытался ухватить хотя бы одну, ничего не удавалось. Единственное, что монолитом поднималось из небытия, проступая сквозь красный туман — это мысль о темнейшестве.
Медленно, словно пробуждающийся от векового сна горный тролль, она выплывает вперед, очертания становятся ярче. И вот уже видны длинные волосы, колышущиеся, словно щупальца, синеватое свечение вокруг, холодная, чуть надменная улыбка, синий свет из глаз…
Лотер присматривался, а когда послышался жутковатый смешок, в голове вспыхнуло.
Полузверь трепыхнулся и зарычал:
— Ильва!
Он дернулся назад, надеясь дать себе время на маневр, но врата держали так крепко, что он уже не смог сопротивляться. Его подкинуло и резко втянуло в переливающуюся поверхность.
На секунду уши и нос залепило, полузверь испугался, что задохнется. Но, когда его стало вертеть, как лист в водовороте, позади увидел себя, распростертого перед вратами. Память всколыхнулась, он вспомнил, кто такая темнейшество, вспомнил Мертвую степь, орды нежити, которые жаждали отнять у него осколок.
— Тварь… — пробулькал он и через секунду вывалился на другой стороне врат.
Вскочив, полузверь хищно огляделся, согнув колени и готовый к броску. Мир вокруг пустынный, синий, словно из него вытянули все краски, оставив лишь призрачный свет.
Посреди пустоши стеклянный трон, с таким широким постаментом, что может разместить приличный отряд. На нем величественно и спокойно восседает дева в синем одеянии, волосы колышутся, как щупальца, и мерцают матовым светом.
Она, не моргая, смотрит на полузверя, ладони на подлокотниках, а спина прямая, как жердь.
— Ильва… — прорычал ворг, чувствуя, как долгожданный озвер набирает обороты. — Это все твоих лап дело.
Раздался гулкий, слегка дребезжащий голос, от которого завибрировали внутренности:
— Ты сам виноват, многодушец.
— Серьезно?
— Ты не смел брать то, что не принадлежит тебе, — вновь прогудела Ильва.
Лотер оскалился.
— Мне много чего запрещали. Что ж теперь, в нору закопаться? Чего тебе надо, ответствуй.
— Ты не хуже меня знаешь, — произнесла темная госпожа, — что мне нужно.
Волосы на загривке окончательно превратились в шерсть, полузверь провел языком по медвежьим клыкам.
— Уж потрудись уточнить. — сказал он. — А то вы, бабы, своими поднамеками туману напускаете.
— Осколок Золотого Талисмана, — четко произнесла Ильва.
Лотер хохотнул, делая вид, что удивлен, хотя сам в это время присматривал варианты для маневров.
— Сильно ты постаралась, — проговорил он. — заманила леший знает куда. Что, в Цитадель сама сунуться побоялась? Правильно побоялась. Там тебя в дугу скрутят.
Глаза темнейшества сверкнули, как сапфиры, она наклонилась вперед и прогудела:
— Я королева нежити! Меня нельзя скрутить в дугу, многодушец. Я повелеваю мертвыми. Но я не властна над миром живых. Пока. Однако, моя охота на ворга удалась. Вы все однажды будете под моим началом. Рано или поздно.
— Вот уж спасибо, — рыкнул Лотер. — Но откажусь от такого соседства. У воргов свой загробный мир.
— Когда я получу то, что мое по праву, — произнесла Ильва, вновь сверкнув очами, — будет только один мир. Мой. В нем найдется место и воргам. Ты ведь уже видел их? Они сильнее, выносливее и бесконечно верны мне.