— Так откуда же ты, толстожопая ублюдина, знаешь про дом Бонифацкого? — заподозрил неладное Бандура.
— А его здесь все знают, — сопел спереди Любчик. — Авторитет, каких мало.
Бандура скорчил недоверчивую гримасу.
— Кто в доме, видели?
— Не видели, — заскрипел зубами Вардюк.
Андрей почесал стволом за ухом у Любчика.
— Ты тоже подслеповатый? — многообещающе осклабился Бандура.
— Баба и мужик. Была баба и три мужика поначалу, но потом двое уехали.
— Бонифацкий дома?
— Уехал, говорю, — кололся Любчик. С тем вторым. Молодой с бабой остался. Крепкий…
— Что за баба?
— А хрен ее знает, — замялся Любчик. — Шалава какая-то.
Андрей слушал, пытаясь удержать в поле зрения всех троих. Это было не просто, и он принял нелегкое решение.
— Мальдини! — позвал Андрей. Выщелкнул обойму из пистолета Вардюка и передал его таксисту. Тот машинально взял оружие, недоумевающе уставившись на Андрея.
— Оботри рубашкой, — распорядился Бандура. — Так, молодец. А теперь — суй в карман.
Мальдини медлил.
— Суй! — Андрей повел стволом в сторону таксиста. Мальдини подчинился, состроив такую гримасу, словно прятал в брюки скорпиона.
— Сними подголовники с передних сидений…
Мальдини шумно сглотнул.
— Ну!..
Таксист отделил оба подголовника и вконец затравленно уставился на Андрея.
— В ноги забрось, — добавил Андрей.
Неожиданно Бандура подался вперед и огрел рукояткой «браунинга» массивный затылок Любчика. Младший лейтенант хрюкнул и повалился носом на торпеду.
— Ах ты мудак! — с лютой ненавистью закричал Вардюк. — Ты мудак проклятый! — Он задохнулся. — Тебе жопа! Ты понял?! Тебе жопа! Ты труп, мразь!!!
Кровь толчками выходила из разбитого загривка Любчика.
— Заткни плевало, — посоветовал Вардюку Андрей. — Ты не врубаешься в ситуацию, мусор. Это тебе жопа.
Вардюк замер, будто солдат, наступивший на противопехотную мину-ловушку. Андрею показалось, что зубы Вардюка скрипят от бессильного бешенства. Но прислушиваться он не стал. Не целясь, врезал Вардюку по затылку. Старший лейтенант повалился рядом с младшим. Таксист, наблюдая экзекуцию, протяжно застонал, точнее — завыл.
— Вот что, Мальдини, — перевел дух Андрей. — Ставь подголовники на место и чеши отсюда. И гляди, пушку не потеряй.
Таксист не двигался с места, а просто сидел, то открывая, то закрывая рот.
— А надумаешь к ментам — вспомни о детках, — улыбаясь, добавил Бандура. — У тебя их двое, кажись?
— О-один, — тихо сказал таксист. — И жена беременная…
— Ну, считай, двое, — Андрей хлопнул таксиста по плечу, — давай, уваливай, Мальдини, мне работать надо.
— А до-документы, — промямлил Мальдини.
— У меня побудут, — отрезал Андрей. — Будешь умницей, вышлю по почте… — Пошел вон! — внезапно заорал Бандура.
Таксист, шатаясь, словно пьяный, перебрался в свой «Москвич». Завел двигатель и был таков.
Едва такси скрылось за поворотом, Бандура придал бесчувственным телам патрульных более естественные положения, водрузил обоим на головы форменные милицейские фуражки, проверил пульс. Оба были живы, хотя и пребывали в глубокой отключке.
— Вот и посидите тут, — попросил Андрей.
Вырвал разъемы радиостанции, вытащил ключи из замка зажигания, спрятал себе в карман. Прошел полубегом сотню метров. В дворике особняка Бонифацкого было тихо. Дом, похоже что спал. Андрей легко перескочил забор и подкрался под самые окна виллы.
Мила Кларчук тихо застонала, медленно приходя в сознание. Пошевелилась. Каждое движение вызывало боль. Она попробовала повести руками, но не тут-то было — руки оказались крепко связаны за спиной.
По мере того, как разум женщины возвращал контроль над телом, тело принялось сигнализировать о многочисленных полученных недавно повреждениях. Болели содранные в кровь колени, ныли ссадины и синяки на груди, животе и ягодицах. Пожалуй, проще было сказать, что не болело.
Мила попыталась повернуть голову. Боль иглой проткнула затылок и взорвалась под черепом. Мила вскрикнула, крепко зажмурившись. Пролежала несколько минут, борясь с охватившей тело слабостью.
Неподалеку размеренно гудел аппарат, похожий на газовый котел. Время от времени к гудению котла подключалось жужжание какого-то электрического механизма. Мила подумала, что звуки имеют отношение к системе отопления, и надо сказать, что была близка к истине.
Помещение освещалось слабым искусственным светом, идущим откуда-то сверху. Воздух в комнате был теплым и достаточно свежим. Но женщину продолжал трясти озноб. Она была полностью разбита и лежала ничком на чем-то, напоминающем старый кожаный диван.
Мысли двинулись в голове, как освободившаяся от ледяных оков река. Льдины запрыгивали одна на другую, корежились и с треском тыкались в берега. Поначалу ей удавалось выуживать из хаоса лишь отдельные картинки, пока, наконец, события ужасного для нее утра не сложились в единую цепочку. Как только это произошло, Мила вспомнила все и горько заплакала.