Утро началось для нее с удачи. Бонифацкий безмятежно спал, утомленный ночью любви, дрых, словно убитый. Она выскользнула из кровати, обыскала особняк и поразительно легко натолкнулась на похищенные у Ледового сокровища. Быстро оделась, прихватила дипломат, и была близка к удаче, когда угодила в лапы Лене Витрякову, точно куропатка ястребу на обед. Витряков напал на нее в прихожей. Избил на пороге и за волосы стащил в подвал.
— Это тебе для разминки, курва! — вопил Витряков, волоча Милу по ступеням. — Это только начало.
Он как с цепи сорвался.
— Леня! — разбитыми губами шептала Мила Сергеевна. — Леня, не надо!
В подвале Витряков дал волю кулакам, и Миле крепко досталось. Потом Леха сорвал с нее платье, завалил на старый диван под бойлерами, и продолжая лупить, по чему попало, изнасиловал так грубо и жестоко, как только мог. Парализованная страхом Мила Сергеевна почти не оказывала сопротивления, и Витрякова это взбесило. Он жаждал крови и борьбы. Насилие было его натурой, а женщина валялась под ним, как какой-то поганый маникен.
Она на время забылась, но быстро пришла в себя, дрожа от страха, боли и пережитого унижения. Подобрала на полу одежду. Побывавшее в руках Витрякова платье годилось разве чтобы утереть кровь из разбитого носа. Впрочем, та уже запеклась. Мила затравленно огляделась. Подвал представлял из себя комнату метров сорока, освещавшуюся забранными в плафоны лампами. Окон не было. В углу помещался газовый котел, бойлеры и еще какое-то теплотехническое оборудование. Под бойлерами стоял старый диван. Дверь, сваренная из тяжелых металлических листов, находилась метрах в двух над уровнем бетонного пола. Дверь и пол соединялись крутой стальной лестницей без перил.
Не прошло и двадцати минут, как дверь с лязгом отворилась и отвратительный голос Витрякова злобно прокаркал сверху:
— Я ж говорил… Ципа оклемалась и хочет еще.
— Давай уважим женщину, — поддержал Витрякова незнакомый Миле мужской голос.
Бандиты, гремя ботинками, спустились в подвал и Мила получила возможность вблизи разглядеть спутника Витрякова. То был высокий и крепкий молодой парень лет двадцати пяти. Лицо парня обезображивали многочисленные шрамы, делавшие его похожим на жертву безумных экспериментов доктора Франкенштейна. Или профессора Моро.[31]
Человек-шрам пожирал Милу глазами придурковатого садиста. Он сразу тяжело задышал.— Смотри, Леня! Голенькая!.. Видать, готовилась, да?!
Мила взвизгнула, попятившись. Впрочем, отступать было некуда.
Ее настигли в углу. Витряков схватил ее за волосы и снова опрокинул на диван. В момент оба оказались над ней. Ногти женщины полоснули Витрякова по щекам. Бандит заревел, размахнулся и ударил Милу в скулу. Перед глазами Милы Сергеевны заплясали желтые вспышки. Витряков левой вцепился в ее горло, пытаясь правой захватить обе руки Милы. Мила попробовала вырваться и ее едва не придушили. Шрам сбросил штаны и грубо раздвинул ноги Милы Сергеевны. Невероятно цепкие пальцы Шрама оставляли синяки на ее молочных бедрах. Мила гортанно закричала.
— Правильно, сука, ори! Мне только по кайфу! — захрипел Шрам, сотрясая тело женщины мощными толчками. Мила извернулась по кошачьи и вцепилась зубами в запястье Витрякова. Тот завопил и залепил ей чудовищную затрещину. Шрам быстро кончил. Они перевернули женщину на живот. Витряков оказался сзади.
— Ну как? Нравится, сучара? — орал Витряков, тараня ее с безжалостностью кузнечного пресса. Шрам ухватил Милу за голову. Тряхнул так, что шейные позвонки протестующе хрустнули.
— Ну, членососка? — заржал бандит. — Покажи-ка мне, что ты умеешь.
Пальцы Шрама продавили ее скулы с силой тисков. Она подумала стиснуть зубы, но поняла, что ее тут-же убьют. И сдалась. Прекратила сопротивление, скоро утратив и связь со временем. Она почти ничего не чувствовала, когда мужчины наконец утомились. Витряков поднялся и ногой сбросил ее тело с дивана. Мила соскользнула на пол. Оба бандита тяжело дышали.
— Это только разминка, шлюха. Чтобы ты знала. Цветочки… Ягодки у тебя впереди.