«Ягуар» без проблем въехал в Крым и покатил степными просторами полуострова. На этот раз обошлось без приключений и неприятных сюрпризов.
— Я что-то не то сказал? — Бандура с тревогой посмотрел на Кристину.
— Все нормально, Андрюша…
Но Андрей видел, что дело обстоит не так.
— Твой отец жив? — спросила Кристина, потянувшись за своей сумочкой.
— Да, — ответил Бандура, неожиданно подумав, что пока вот кивает в ответ, а придет время — будет отрицательно мотать головой. От этой мысли ему стало не по себе. И сигареты сразу вспомнились, что никак не собрался отослать, и что даже телеграмму не удосужился отправить.
— Жив, слава Богу, — повторил Андрей, пообещав себе, что вот вернется, и вышлет, наконец, бате сигареты. Отправит телеграмму или напишет письмо. — А мама умерла. Три года назад. Отец пчеловодством занимается. Как в отставку вышел, в дедовский дом перебрался. В Дубечках. Меду у нас…
— А я про своего много лет не слышала… — медленно начала Кристина. — Живой он, или нет, не знаю. Надеюсь, сгинул навеки.
Андрей невольно разинул рот.
— Он был учителем музыки, — монотонно продолжала Кристина. — Помню, у нас в доме стояло пианино. Очень давно.
Кристина затянулась и выпустила дым в потолок. Андрей, не одобрявший женского курения в принципе, на сей раз предпочел за лучшее промолчать.
— Добрейший был человек. Обаятельный. Музицировал дома. Иногда. Это я смутно припоминаю. Отец за пианино, мама рядышком, с локотком на крышке.
— Все это бывало тогда, когда ему случалось не пить. То есть — крайне редко. Зато, когда он напивался… — Кристина помрачнела, заново переживая свои детские горести. — А как напивался, Андрюша, то что-то в голове у него замыкалось, наверное… Лупил нас с мамой смертным боем. Мама моя была тихоней, и он, гад, что хотел, то и делал. Я бы его, на ее месте, в первую же ночь колготками удавила.
— А она, — продолжала Кристина, — вместо этого, по утрам себе и мне синяки пудрила, чтобы никто пальцем на улице не тыкал. Но все знали. Понимаешь, люди все равно все знали. Помалкивали просто. Кому какое дело до чужого горя?.. Правда, участковый приходил пару раз. Пожурил его. Нельзя, мол, так. В общем, напугал, задницу пальцем. А он, понимаешь, когда трезвым был — прямо рафинированный интеллигент из чеховского «Вишневого сада». Представить нельзя, во что после первой же рюмашки превращается.
Андрей молча вел машину. Кристина продолжала рассказ.
— Бывало, мы с мамой убегали в поле. Жили-то в селе. Прятались во ржи, пока он за нами с топором гонялся. — Кристина вздрогнула, на глаза навернулись слезы. — А однажды мамы не было дома, она уехала к тетке, в соседнее село. Я как раз вернулась из школы. Как сейчас помню: белый передник, розовые банты. И пионерский галстук на шее — куда же без галстука? Он был дома, еще пьянее обычного. Я хотела убежать, но он… он… когда был пьян, в него точно сила какая-то вселялась… злая сила… — Кристина запнулась и всхлипнула, заставив сердце Андрея болезненно сжаться. Он попытался привлечь ее к себе, Кристина резко высвободилась.
— Я никому ни слова не сказала. Даже маме… Она, правда, и так все поняла… Да, она поняла… — чужим голосом повторила Кристина. — Мама взяла меня за плечи, тряхнула так, что я прикусила язык, и пообещала…
— Что?
— Сболтни хоть слово… Только ляпни кому… — сказала мне мать. — Хотя бы заикнись. И никого у тебя не будет. Ни матери, ни отца. Пойдешь сиротой в детский дом… В приют.
— Она трясла меня за плечи и вопила прямо мне в лицо. Я еще больше испугалась, если такое было возможно. Сейчас я думаю, что детский дом, пожалуй, был бы для меня тогда не худшим местом…
Андрей подумал что-то сказать, но не подобрал слов.
«Ягуар» между тем проехал Воинку.
— Потом его все-таки посадили. Не за меня… Совсем за другое. Когда он сел в тюрьму, мы изменили фамилию. И переехали, бросив дом и участок. Лишь бы он нас не нашел. Больше я его не видела. Когда мне стукнуло семнадцать, я подалась в город, ученицей, на швейную фабрику. Там мы с Анькой и познакомились…
— Не знаю, жив он, или помер, но искренне желаю, чтобы подох.
— А мама?
— Она живет в селе, — холодно сказала Кристина. — В Полтавской области. Дом, сад, хозяйство. Я к ней не езжу. И не тянет… И она не зовет.
Глава 12 ЖЕНИТЬБА АРМЕЙЦА
Когда «Ягуар» въехал в Калиновку, на землю уже опустились сумерки. Звезды рассыпались по небу, мычали коровы, редкие старики оккупировали лавки. Кое-где кучковались разрозненные группки молодежи. Кто в клуб собирался на дискотеку, кто, попросту, косточки размять.
Больница встретила их темными окнами, ворота во двор оказались наглухо закрыты. Сглотнув, Андрей с тревогой поглядел на Кристину:
— Слушай, Кристя, ты посиди тут, а я на разведку схожу.
— Нет уж, — отрезала она. — Довольно. Я уже раз посидела. Вместе пойдем.
Они обнаружили калитку незапертой. Во дворе пахло зеленью, немного — коровьими лепешками. Может, молоком. И еще в воздухе стоял слабый привкус костра.
Андрей дышал полной грудью, будто вернулся в родные Дубечки. Проскользнув под фруктовыми деревьями, они обошли дом с тыла.