Охота на Сезанна

– Ваш друг ошибся, мистер Кондо. – Пинкстер потер холодным полотенцем щеки и встал. – Сёра становится популярным, а достать его нелегко. Цена – одиннадцать миллионов.

Кондо подошел к картине и внимательно осмотрел ее.

– Предлагаю девять.

– Цена окончательная. – Пинкстер произнес каждое слово очень медленно.

Кондо сделал знак Мари, и она приблизилась к нему. Они заговорили по-японски так быстро, что Пинкстер не смог ничего разобрать. Может, это что-то и значило, но скорее всего было частью деловой стратегии Кондо.

– Покажите нам остальные картины, – сказал Кондо. – Может, найдется другое полотно, и мы сможем заключить сделку.

Пинкстер поколдовал над своим пультом. Огни над Сёра погасли, и одновременно вспыхнул луч света над Пикассо.

– Это «Сидящая обнаженная», написана в тысяча девятьсот одиннадцатом году. Маленькая, я согласен, но цена нормальная. Я полагаю, два с половиной миллиона.

Лампа над Пикассо погасла, и осветилась мрачная картина рядом.

– Это довольно редкий Эдуар Вюйяр, полотно тысяча восемьсот девяносто третьего года, называется «Новый сосед». Цена – семь миллионов.

Когда погас свет над Вюйяром, они увидели другую, очень энергичную, выразительную картину, пестревшую печатными надписями и слоганами.

– Эта написана Жаном-Мишелем Баския из Нью-Йорка, неоэкспрессионистом. Его карьера рано прервалась. Он умер от передозировки наркотиков в возрасте двадцати семи лет. Это «Рыбный рынок». Чудесное приобретение за миллион двести.

Свет погас и зажегся снова. На этот раз он был направлен на картину «Женщина с голубым зонтиком» Моне. Пинкстер похвалил залитый солнцем сад и добавил:

– Может, вы помните, что изначально эта картина была больших размеров. Один из прежних владельцев отрезал десять дюймов, но, по мнению некоторых критиков, это послужило картине на пользу. Это очень серьезная вещь, и я хочу за нее двенадцать миллионов.

Следующим был Марк Шагал. Это была ярко раскрашенная цирковая сценка, очень любопытная.

– Я еще не определил ее стоимость, но думаю, она будет не меньше пяти миллионов.

Пинкстер стоял в луче света, направленного на Моне, лицо его было таким же красным, как розы в саду на картине.

– Я должен показать вам еще одну картину. Мне предложили ее прошлой зимой, и я рискнул. Она не всем придется по вкусу, но частных коллекционеров может заинтересовать.

Все шесть картин были освещены, и Пинкстер включил еще одну, очень яркую лампу. Перед ними появилась картина, изображавшая трех жокеев на лошадях; позади толпились любители скачек.

– Это «Перед скачками» Эдгара Дега.

Кондо рванулся к картине.

– Где вы ее взяли?

– В Швейцарии. Это все, что я могу сказать.

– Она украдена из собрания Берроуз в Бостоне! – воскликнул Кондо.

– Совершенно верно, – спокойно сказал Пинкстер. – Одна из двенадцати, и сейчас они все всплывают. Все, кроме Вермеера. Говорят, он стоит шестьдесят миллионов.

– Я знаю, где он, – сказал Кондо, – не точно, конечно, но он в Японии.

– При нормальных условиях эта картина стоила бы двадцать миллионов. Но поскольку я никогда не торговал краденым, я попрошу вас назвать цену.

Кондо уставился на трех жокеев.

– Цена меняется в зависимости от покупателя и картины. Вы купили ее для перепродажи, и вы устанавливаете цену, а покупатель решает, стоит ли брать за такую цену картину, которую он никому не сможет показать.

Пинкстер снова поколдовал над пультом, и свет стал еще ярче.

– Но что вы думаете, мистер Кондо?

– Я думаю, что вы либо очень смелый, либо сумасшедший, раз показываете нам Дега.

– Я очень тщательно выбираю зрителей, – улыбнулся Пинкстер. – Думаю, у вас есть клиент, который захотел бы купить Дега.

– Многие хотели бы обладать им, но только один осмелится.

– Покажите ему картину.

– Вы позволите мне?

– Мы поделим все, что получим сверх двух с половиной миллионов долларов, которые я за нее заплатил.

Кондо криво улыбнулся:

– Я смог бы продать ее за пять, за шесть миллионов.

– Шесть пойдет,– сказал Пинкстер, искренне улыбнувшись впервые за все время разговора. – Во время кражи полотно было вырезано из рамы, но это небольшая потеря. Конечно, его следует вставить в новую раму.

Пинкстер вынул картину из временной рамы, положил между прозрачными листами винила и передал Мари, которая убрала ее в атташе-кейс и застегнула молнию.