Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Здесь было над чем подумать. Надежды на то, что обе стороны будут пытаться переманить Генриха своими лестными предложениями, а он будет лишь выбирать более выгодный для себя вариант, рассеялись как дым. Теперь выбор между Франциском и Карлом скорее напоминал выбор между Сциллой и Харибдой. Генрих решил, что будет налаживать связи с Карлом, но будет тянуть до последнего с выполнением его условий.

Озабоченность Генриха проблемами международной политики постепенно брала верх над его чувствами к Анне, о чем недвусмысленно свидетельствовало его поведение. Николас Кэрью поселил Джейн Сеймур в своем доме в Беддингтоне, где она проживала последние четыре дня и куда регулярно приезжал Генрих с поздними визитами, что очень напоминало распорядок, заведенный во время его ухаживания за Анной после приезда Кампеджи¹⁸. Кэрью даже осмелился написать Марии, чтобы она «воспряла духом», поскольку королю «надоела» его теперешняя супруга¹⁹.

Тем не менее, когда вопрос встал ребром, нельзя было с уверенностью сказать, что Генрих отвергнет Анну. Неужели угроза введения Карлом папских санкций была настолько серьезной, чтобы подтолкнуть Генриха к такому судьбоносному решению? Или для этого нужна была какая-то другая причина?

Повод, которого ждал Кромвель, представился 29 апреля: кто-то подслушал, как днем Анна беседовала с молодым музыкантом и камергером личных покоев Марком Смитоном. Как позже вспоминала сама Анна, она увидела, что Смитон стоял у окна приемного зала и мечтательно смотрел на нее. На вопрос Анны, почему он грустит, Смитон печально ответил, что «это не имеет значения». Тогда Анна надменно заявила: «Напрасно ты смотришь так, как будто ждешь, что я буду говорить с тобой как с человеком благородного происхождения, ведь ты простолюдин».– «Нет, нет,– ответил Смитон,– мне довольно смотреть на Вас, и потому прощайте»²⁰.

Когда кто-то из шпионов Кромвеля донес ему об этом разговоре, первый секретарь Генриха приготовился нанести решающий удар. Ему показалось, что в этом случайном эпизоде был намек на слишком вольные отношения, и он решил проверить, не повторялись ли подобные встречи и имело ли место что-то еще, более серьезное.

На следующий день, в воскресенье 30 апреля, Марк Смитон рано утром покинул Гринвич, однако в районе Степни по дороге в Лондон был арестован и доставлен в дом, принадлежавший Кромвелю. Его с пристрастием допросили, а утром следующего дня отправили в Тауэр. По некоторым сведениям, его «содержали в хороших условиях», однако, по свидетельству Джорджа Константина, одного из слуг Генри Норриса и школьного приятеля Уильяма Бреретона, «ходили слухи о том, что его жестоко истязали». Он содержался в темнице в кандалах. Позже, когда Анна узнала об этом, она объяснила это тем, что он «неблагородного происхождения». Она утверждала, что до инцидента, произошедшего 29 апреля в ее приемном зале, она только один раз была со Смитоном наедине. Это было в Уинчестере во время летней поездки 1535 года, когда она «послала за ним, чтобы послушать его игру на вирджинале». Ее версию событий можно найти в одном из писем констебля Тауэра Кингстона к Кромвелю, которые сейчас хранятся в Британской библиотеке. Во время пожара 1731 года в Эшбернем-хаусе[118] письма сильно обгорели по краям, однако многое можно разобрать, воспользовавшись комментариями и переписанными копиями, сделанными в начале XVIII века историком и собирателем древностей Джоном Страйпом, получившим к ним доступ еще до пожара²¹.

Другой, весьма ненадежный источник – «Испанская хроника» – приводит более зловещее описание ареста Смитона. Кромвель якобы заманил несчастного музыканта в свой дом, пообещав ему некоторые милости, однако вместо этого его ожидали муки: двое молодчиков накинули ему на голову веревку с узлами и под пытками заставили признаться в том, что он спал с Анной²².

Нельзя с уверенностью сказать, в чем именно признался Смитон. Вероятнее всего, он поначалу пытался отвести от себя подозрения в том, что испытывал влечение к Анне, и рассказал о другом, не менее пикантном эпизоде, который произошел между ней и Норрисом в ее личных покоях. Версия этого инцидента в изложении Анны сохранилась в еще одном обгоревшем во время пожара письме. Как-то раз их шутливая беседа с Норрисом вышла за рамки общепринятых приличий, поскольку Анна начала подтрунивать над его пылкими ухаживаниями за ее кузиной Мадж – вероятнее всего, речь шла о Маргарет, а не о Мэри Шелтон[119]. Почему он до сих пор не сделал ей предложение? Препятствий для женитьбы не было, поскольку он был вдовцом.