Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Однако с точки зрения Кромвеля, если Генрих собирался сменить союзника, это означало, что Анна и ее брат, которые с самого начала продвигали идею англо-французского союза, должны уйти. Он знал, что Анна никогда не воспользуется преимуществами тех условий, которые предлагал Карл. Она может пойти на то, чтобы скрывать свои лефевристские пристрастия, как поступила Маргарита Ангулемская после разгоревшегося во Франции дела о листовках, но она никогда не согласится с идеей восстановить Марию в правах. Она будет бороться за свою дочь, Елизавету, так же как Екатерина боролась за свою. Кромвель все просчитал, и сейчас ему нужен был предлог, чтобы заставить Генриха действовать.

27. Падение в пропасть

После прибытия гонца из Гаэты Генрих надеялся, что послы Франциска и Карла начнут осыпать его выгодными предложениями с целью завоевать его поддержку¹. В Пасхальное воскресенье, 16 апреля 1536 года, Шапюи попросил об аудиенции, но она была отложена до вторника. Антуан де Кастельно тоже запросил аудиенцию, и она была назначена на среду. В период праздников Генрих демонстративно вел себя как примерный семьянин, исправно исполняющий свои супружеские обязательства. Он снова обедал и спал с Анной и даже планировал взять ее с собою в Дувр, где он собирался инспектировать защитные сооружения, а затем в Кале, где он организовал оружейное производство. Болейны по-прежнему получали щедрые дары в виде земельных владений и договоров аренды. На протяжении Великого поста все официально разрешенные проповеди у креста Святого Павла[116] было доверено читать священникам, которым покровительствовала Анна. Возможно, Генрих размышлял о смене союзника, однако его нелегко было заставить решиться на это, особенно после унижений, которые ему пришлось терпеть по вине Карла².

Рано утром во вторник Шапюи приехал в Гринвич. Его приветствовал Джордж Болейн. Когда Генрих уже был готов проследовать по галерее в Королевскую часовню на мессу, прибыл Кромвель и предложил Шапюи сначала засвидетельствовать свое почтение Анне, объяснив это тем, что послу «лучше побеседовать с королем после обеда на досуге, после чего, как здесь принято, следует встретиться с членами совета и объяснить свою миссию» – так позже напишет сконфуженный Шапюи в письме Карлу. Оставаясь верным Екатерине (и чтобы подчеркнуть официальную позицию своего господина), Шапюи всегда старательно избегал Анну, не желая признавать ее законной супругой Генриха, и всегда упоминал о ней в третьем лице, называя ее «той дамой» или «конкубиной»[117]. Он вежливо отклонил предложение Кромвеля, однако при входе в Королевскую часовню, куда его сопровождал Джордж, он оказался у двери, к которой обычно спускалась Анна со своей скамьи для раздачи милостыни. Зная, что Шапюи там, она, проходя мимо, намеренно повернулась в его сторону, и послу пришлось поклониться ей, после чего она проследовала к месту рядом с Генрихом. Для нее это была победа, дававшая очередной повод для гордости, однако посол чувствовал себя униженным.

После мессы Генрих обедал с Анной, а Джорджу было велено сопроводить Шапюи в обеденной зале покоев Генриха на обед с главными советниками. Анна была сильно разочарована и встревожена этим, поскольку знала, что за ее спиной ведется напряженная дипломатическая игра. После обеда она решила продемонстрировать, что более не намерена поддерживать союз с Францией, и произнесла довольно двусмысленную фразу: «Королю Франции должно быть стыдно поступать так, как он поступил со своим дядей, герцогом Савойским, и готовиться к захвату Милана… Может показаться, что король Франции, устав от болезней, хочет с помощью войны сократить свои дни»³.

Шапюи удостоился аудиенции короля после обеда. Его провели в укромное место у эркерного окна в личных покоях Генриха, где он рассказал королю о преимуществах англо-габсбургского союза, после чего Генрих позвал Кромвеля, в присутствии которого Шапюи повторил сказанное. Затем Шапюи было предложено познакомиться и побеседовать с Эдвардом Сеймуром, братом Джейн, и, пока они были заняты беседой в другом углу зала, между Генрихом и Кромвелем, которые по-прежнему стояли у окна, произошла ожесточенная перепалка. Генрих пока не был готов связывать себя новыми обязательствами. Он настаивал на том, что надо подождать, пока не станет ясно, что может предложить французская сторона. Наконец наступил «переломный момент» (фр. rompant et grandissant), когда страсти накалились настолько, что Кромвель, ворча и ругаясь, пожаловался на сильную жажду, которая мешала ему продолжать разговор, и, послав слугу принести ему воды, долго приходил в себя, присев на сундук вне поля зрения Генриха.