Охота на сурков

Стало быть, Йооп вернулся из Генуи, где «сбагрил» кому-то пароход и, поскольку Пола с Бонжуром упорхнули в «австро-даймлере», поехал в «крейслере» сыграть в гольф (он предпочитал играть в гольф на площадке слева от города, в то время, как мистер шотландец, наверно, играл на площадке под горою). Я вскочил и, стоя у балюстрады, даже с некоторым ожесточением замахал ему рукой.

Что я хотел спросить? Должен был спросить? Вопрос о том, послал ли тен Бройка ко мне проводника Клалюну, отошел на задний план. Куда больше интересовало меня теперь, прочел ли тен Бройка парижское издание «Нью-Йорк геральд трибюн» и стало ли этоуже притчей во языцех.

Господин за рулем узрел мою персону. Его лицо под бежевым шлемом для игры в гольф, походившее на морду борзой, исказилось; длинный, заостренный нос внезапно побелел. Я поймал на себе его косой взгляд, в этом взгляде не было ни грана вялости, он выражал такую сконцентрированную ненависть, что моя рука застыла в воздухе.

Этот человек не мог, просто-таки не мог, послать ко мне проводника в знак примирения. Однако я не понимал, что привело тен Бройку в такую ярость. Почти символическая оплеуха, которую я, поддавшись порыву, отвесил ему вчера, не могла, по-моему, вызвать такой взгляд, косой взгляд, преисполненный бешенства.

В Санкт-Морице был своего рода «час пик»: курортники ждали начала лета, которое условно наступит между восемнадцатью и девятнадцатью часами.

Тен Бройка включил указатель поворота направо, вероятно, он намеревался проехать домой через «мост вздохов» мимо гостиницы, по дороге, ведущей к вокзалу. Но тут он вдруг переменил решение и повернул налево — таким образом, его «крейслер» выскочил из колонны машин, медленно двигавшейся к «мосту вздохов». В результате начался концерт автомобильных клаксонов. Не глядя на поднятую руку в белой перчатке с крагами, руку капрала полиции Дефилы, которая преграждала ему путь, тен Бройка помчался по той улице, по какой задумал ехать. На румяном лице Дефилы появилось строго начальственное выражение, он поднес к губам полицейский свисток.

Вот-вот должен был раздаться пронзительный свист.

Но вместо этого свисток Дефилы коротко пискнул. Можно было подумать, что полицейский сказал себе: голландец крез из «Акла-Сильвы» — хороший знакомый нашего шефа Мавеня; уж лучше я закрою глаза, пусть нарушает правила уличного движения.

Почти исключалось, что тен Бройка намеревался сыграть в этот час еще одну партию в гольф на площадке под горой. Как видно, непредвиденная встреча со мной заставила его совершенно внезапно изменить маршрут. Словно он, как говорили верующие во времена оны, увидел нечистую силу. Нечистую силу Треблу.

Три клюшки для гольфа в чехлах располагались следующим образом: две клюшки были прислонены к спинке сиденья; поверх них лежал третий чехол, повернутый так, что клюшка смотрела вниз. Словом, этот чехол лежал в машине наподобие шляпы. Кто же так кладет клюшки? Эфедрин настолько подбодрил меня, что из моего горла вырвался короткий смешок.

И он тоже?

Неужели и тен Бройка преследовал меня?

Итак, он уже четвертый, кто пожелал принять участие в этой травле… Совершенно неожиданное появление Андри Цбраджена, несомненно, смутило бы меня и даже напугало бы, если бы мое чувство страха не было притуплено таблетками эфедрина фирмы «Мерк». И разве это не походило на фарс, где все непрерывно угрожали одному? Мне казалось почти неприличным признаться в том, что житье под различного рода дамокловыми мечами начало занимать меня (если не сказать, привлекать). Какой из мечей упадет первым, какой из господ выстрелит первым?

Вчера ночью в отсутствие хозяина дома я попросил впустить меня в «Акла-Сильву» и провел в каминной наедине с мадам более часа; патефон играл до половины второго ночи, сперва из дома неслась приглушенная музыка «Веселой вдовы», потом нахально громко зазвучал вальс «Венская кровь», его звуки оглашали весь Стадзерский лес… Как тут не подумать об оргии вдвоем? Но Бонжур навряд ли успел сообщить об этом хозяину с глазу на глаз, правда, тен Бройка мог позвонить сегодня утром из Италии (Пола легла поздно и еще спала), и Бонжур не преминул, наверно, доложить ему о моем длительном полуночном визите.