Но Кикимора, кажется, понимала отлично, чем занимается вся компания, и вовремя завязала на своем длинном языке узел. Она радовалась как малое дите. Приоделась в кожу, нацепила очки "хамелеон", сделала прическу, выкрасив волосы в розовый, с синими и зелеными оттенками цвет, наложила на лицо яркую косметику, так что стала похожа на нечистую силу. И стала говорить отрывисто, с вызовом, по-крутому. И еще приобрела дорогой, с наворотами плейер для лазерных дисков и теперь с утра до ночи слушала "Муммий Тролль", "Иванушек" и особенно Земфиру, припевая:
– Хочешь, я убью соседей…
Переполненный новыми ощущениями Туман даже меньше стал колоться. Зависимость от героина у него была еще не очень плотная, поэтому интерес к окружающему миру не был утерян. И появилось много возможностей весело провести время.
Они исследовали несколько московских дискотек, на которые раньше их на пушечный выстрел не подпустили бы, вход в них стоил по двадцать долларов, а то и по пятьдесят. Кикимора вообще бы годами оттуда не вылезала, она готова была балдеть там не переставая, дергаясь в ритм музыки и иногда пожевывая экстази, который там можно было прикупить без труда. Ее едва кондрашка не хватила, когда на одну из дискотек прикатили "Иванушки Интернэшнл". Приятели ее такой никогда не видели – она, дико визжа, все пыталась прорваться к сцене, сорвать лифчик и кинуть в кумиров, пока Тюрьма не сбил ей дыхалку чувствительным ударом локтем по ребрам.
– Башню клинит? – прошипел он, но глаза у нее все равно остались чумными.
Туман московские дискотеки не жаловал. Там была охрана, металлодетекторы, поэтому пушку не протащишь, а без нее он ощущал себя человеком только наполовину. Зато он пристрастился к постоянным визитам в "Морозко" – местный кабак с баром. Раньше на визиты сюда не было денег. Теперь кореша могли спокойно с утра до вечера кутить там. Обычно он ходил в бар в компании с Тюрьмой и Кикиморой, Шварц жилился, экономил деньги, похоже, мечтал прикупить иномарку или сильный компьютер, о котором прожужжал все уши.
– Не уважает нас качок, – задумчиво говаривал, устроившись на крутящемся барном стуле и уговаривая третий коктейль, Туман.
– Куркуль долбаный, – Тюрьма хлопал джин. – Каждую копейку считает. Если на халяву – тут как тут.
– Не, я за него башлять по кабакториям не собираюсь. Выяснилось, что праздное времяпровождение требует достаточно много времени. Для Тумана это было нечто новое. Он, привыкший бесцельно шататься по улицам, сидеть в подвале, бесцельно и тягуче убивая часы и дни, вдруг оказался загруженным самыми разными делами. Сегодня – дискач, завтра – кабак. Послезавтра проехать, присмотреть новый объект, который можно гробануть без затей.
– Надо брать обменник, – все нудил Тюрьма, зациклившийся на этой идее. – Там баксы.
Он был прав. Но обменник брать трудно. Там охрана вооружена. И щитки пуленепробиваемые.
– Найдем, который легко взять… Туман оторвался от чистки оружия, когда послышались четыре условных звонка. Кто-то из своих.
– Открой, – сказал Туман.
– Сам открой.
– Я занят! – заорал Туман.
– Чего глотку драть? – Тюрьма нехотя поднялся и направился к дверям.
В комнату влетела взъерошенная, злая Кикимора, бросила новую кожаную сумку с размаху на стол и плюхнулась в кресло, закинув ногу на ногу.
– Гад, падла, – всхлипнула она.
– Ты чего? – спросил Тюрьма.
– Теперь здесь буду жить, – сообщила она.
– Чего?
– Папашка, мудак, – она потрогала оттопырившееся красное ухо. – Убью его…
– Да ладно шуршать, – отмахнулся Тюрьма.
– А чего? – по-хулигански вызывающе протянула Кикимора. – Думаешь, не смогу, да? Да я лучше вас всех стреляю! Мне его замочить – раз плюнуть! На спор! – растопырила она пальцы, как братва из анекдотов.
– Ха, Кикимора уже пальцы загибает, – восхитился Тюрьма.
– Я ей попальцую, – возмутился Туман.
– А чего, возьму пистолет и завалю! – зло крикнула Кикимора.
– У, бля, – удивился Туман. – Ты, соска, место свое забыла? – Он резко вскочил и рванулся к ней. – Забыла, да?! – Он встряхнул ее за руку, бросил в угол кожаную сумку, ударил кулаком по лицу. – Чего, сука? Рот научилась разевать? Да?!
– Ты чего? – всхлипнула она.
– Пистолет она возьмет, – сердце у Тумана стучало. Его пистолет! Его оружие. Самое дорогое, что у него есть!
Кикимора плакала, и тушь черными потоками струилась по ее щекам.
– Тварь мелкая! – Туман залепил ей еще одну затрещину, потом рявкнул:
– Иди в ванную, сопли вытри!
Кикимора зло зыркнула на него и пошла в ванную, размазывая рукой слезы, что-то нашептывая и хлюпая носом.
Если бы Туман слышал, что она шепчет… А шептала она:
– И тебя убью, гад… И тебя…
Теперь Туман знал, что их главный городской кабакторий "Морозко", казавшийся ему совсем недавно покруче "Астории", – самая что ни на есть заштатная забегаловка по сравнению с московскими кабаками. Но других в их глуши не было, а потому приходилось довольствоваться имеющимся.